Абрам Бенцианович Соломоник●●О языке и языках●Глава 13

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск

Книга: О языке и языках
Характер материала: Исследование
Автор: Соломоник, Абрам Бенцианович
Дата создания: 2009, опубл.: 2010. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений•  опубликовано с разрешения автора
Глава 13. Имена собственные

Содержание

Часть IV. Три языковых слоя (семиотический подход к языку)

В третьей главе этой книги я изложил основы семиотического подхода к лингвистическим (языковым) проблемам. Я говорил там о последовательности овладения человеком и человечеством разными типами знаковых систем; о том, что в основе этой последовательности лежит различный заряд абстрактности базисных знаков, их составляющих; о том, что каждый тип систем обладает своей преимущественной характеристикой (функцией) в общем их наборе. Там также указывалось, что язык принимает на себя функцию толкования и объяснения всего, с чем мы сталкиваемся на свете, и о том, каким образом он справляется с этой задачей и как для этой цели приспособлен. Наконец, упоминалось, что внутри языка тоже существуют отдельные области, где слова играют принципиально разную роль по отношению к своим референтам (обозначаемым). Вот эта сторона языкового анализа и будет интересовать нас в данной части работы.

Я придерживаюсь мнения, что слова в языке тяготели в начале его существования к обозначению индивидуальных предметов и явлений. Сегодня такие слова называются именами собственными, Они будут предметом нашего рассмотрения в следующей главе. Постепенно, осознав, что каждый предмет и его качество не могут быть названы отдельно, люди перешли в основном на понятия — на слова, обобщающие целые классы и категории явлений. Обыденный язык и сегодня опирается преимущественно на понятия. К их описанию мы обратимся во второй главе данной части книги. Главной характеристикой понятия является то, что оно покрывает множество предметов и много классов аналогичных предметов; поэтому определение понятия становится неизбежно расплывчатым и неконкретным.

Это обстоятельство не удовлетворяет нас на сегодняшнем витке цивилизации, когда быстро развивающаяся наука требует однозначного значения изображаемого в знаке, как в пределах одного национального языка, так и на международном уровне. Для этого понятия в языке науки заменяются терминами и концептами. Концепты суть направляющие в той или иной области знаний и они требуют абсолютно однозначных толкований. Таких же однозначных толкований требуют и термины, использующиеся в данной области знания либо в специфической профессиональной деятельности. Им будет посвящена третья глава раздела.

Таким образом, мы приходим к выводу, что в любом естественном языке сегодня наличествуют указанные три слоя — слой имен собственных; слой слов-понятий и слой терминов и концептов. Каждый из них обладает своими собственными характеристиками, которые я полагаю описать ниже. Одной из трудностей такого описания является то, что одно и то же слово может поочередно выступать в двух, а то и в трех ипостасях, обретаясь в каждом из упомянутых слоев. Окончательная его принадлежность к тому или иному слою языка определяется конкретным словоупотреблением.

Глава 13. Имена собственные

Сейчас я даю предварительное определение имен собственных, позволяющее мне начать о них рассказывать. В дальнейшем для него потребуются некоторые уточнения. Пока же мы будем рассматривать имена собственные как слова или сочетания слов, обозначающие какой-то один референт. Это может быть имя человека, наименование места, специфического предмета или его качества. Главное заключается в том, чтобы в названии обозначалась одна (и только одна) вещь. Правда, имя человека может иметь своим референтом множество людей, но это — исключение, а не правило. Каждый раз имя собственное в его конкретном употреблении предполагает одного носителя: поэтому оно и называется именем собственным, оставаясь личной принадлежностью своего референта.

Называемые референты могут быть самыми разнообразными и непредсказуемыми (я постараюсь потом выделить наиболее распространенные классы имен собственных). Для нас важно не это; важна связь знака с обозначаемым, который выступает в единственном числе, как нечто индивидуальное и особенное. Поэтому связь между ними очень тесная — знак выступает часто даже как свойство данного предмета. Например, название Средне-русская возвышенность говорит об особой местности и одновременно оно ее характеризует как некую достаточно высокую территорию, поднимающуюся над равниной или низиной. Такая близость знака к изображаемому выделяет имена собственные в особую категорию слов со своими семиотическими и лингвистическими особенностями. Я полагаю, что особая близость знака к его референту была причиной того, что первые слова в языке были, по-видимому, именами собственными, что и попытаюсь доказать в следующем параграфе.

Некоторые доказательства того, что первые слова в языке были именами

Вы чувствуете разницу между двумя наименованиями: словом и именем? Имя — тоже слово, но оно — слово-название, и относится к конкретному лицу или обстоятельству. Так вот, в очень древних языках те самые единицы языка, которые сегодня мы обозначаем как слова, повсеместно являлись именами. Я покажу это на примере древнееврейского, древнегреческого и древнеегипетского языков.

У древних евреев первые слова в языке, о которых упоминают старейшие источники, неизменно называются именами («шемóт»). Так, в Книге Бытия, первой книге Ветхого Завета, рассказывается о происхождении языка следующим образом: «И образовал Господь Бог из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их. И как назовет человек всякое живое существо, так и имя его. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным, и всем зверям полевым…» (Книга Бытия, 1:19-20).

Это я выделил слова «называть» и «имена» курсивом, древние предпочитали выражаться именно так, — вместо того, чтобы сказать «обозначать» и «слова». «Имя» (шем) имело в древнееврейском (да и сегодня имеет) еще одно дополнительное значение — это одно из наименований Бога. Так что к процессу наделения вещей именами евреи относились и относятся с особым почтением, ибо в процессе присвоения имени, по их мнению, в названную вещь как бы вкладываются Божественное содержание и смысл. С момента наделения вещи именем оно становится неотъемлемой частью обозначаемого.

Интересно, что это отражается и в неразвитом детском сознании. Дети убеждены, что имя (название) неотделимо от названной вещи, что корова называется так потому, что само это имя принадлежит данному животному. Тигр иначе чем «тигр» называться не может, а солнце греет потому, что называется Солнцем. Эта психологическая уверенность называется в лингвистике вербальным реализмом. С возрастом приходится детей от нее отучать, показывая, что имена суть те же слова, а слова — случайно выбранные знаки для наименования объектов. Но это уже более продвинутая стадия языкового развития. В начале пути все народы, по-видимому, относились к словам как к именам.

Так было и с древними греками. В древнегреческих текстах (например, в «Диалогах» Платона) слово обозначается как «óнома» = «имя». Сегодняшнее «слово» называлось «логос». Предполагалось, что «логос» связывает процесс говорения с миром идей, поскольку сам предмет является отражением своей идеи, а «óнома» просто обозначает данный предмет в определенном языке. Таким способом греки отличали «имя» от «слова» и наделяли их разными функциями. Любопытно в этом свете проследить этимологию слова «ономатопея», что по-гречески буквально означает «делание (производство) имен». Так в любом языке и в наше время называются слова, которые воспроизводят своим звучанием изображаемое явление. Например, слово «тик-так» воспроизводит тиканье часов, а «бау-вау» по-англий­ски воспроизводит лай собаки (на русском это звучит «гав-гав» — «Чего гавкаешь?»).

Sir Gardiner alan.jpg
В первой половине ХХ века в Англии жил и работал очень видный языковед Алан Гардинер. Он был египтологом, специалистом по египетской иероглифике и древнеегипетскому языку. Гардинер напечатал книгу, которую назвал «Теория собственных имен». В ней он утверждал, что именно собственные имена были теми первыми словами, которые составляли язык древних. По этой теории люди первоначально называли какие-то предметы и каждое их название (имя) относи­лось к одному конкретному предмету. Лишь много позже они перешли на слова-обобще­ния, которые мы сегодня называем понятиями. В качестве одного из доказательств своей теории он ссылался на древнегреческий язык и писал: «Термин „имя собственное“ пришел к нам из греческого, где δνομα κύριον, а по латыни nomen proprium означало „подлинное имя“ — имя более подлинное, нежели все прочие имена. Соответственно оно противостояло общим именам, как например, „человек“, „лошадь“, „дерево“»[1].

Сэр Гардинер (а он был награжден титулом пэра за свои работы) также утверждал в этой книге, что и египтяне придерживались такого подразделения, что и у них имена собственные были первыми словами языка. Обобщая свою мысль, он писал в той же книге: «Из двух терминов „имя“ значительно старше „слова“. Невозможно представить себе какое-либо сообщество людей, каким бы примитивным оно ни было, у которого не существовало бы слова „имя“. Оно принадлежит дограмматическому мышлению, ко времени, когда люди не интересовались словами как языковыми единицами, а думали о них только как о средстве выразить что-то из внешнего мира. Они никогда не задавались вопросом, что значит то или иное „слово“, а спрашивали, каким „именем“ названа та или иная вещь. Казалось бы, по значению оба термина совпадают. Разница (и огромная, к тому же) заключается в том, что направление мысли в одном случае диаметрально противоположно движению мысли в другом.

Когда мы говорим о „слове“, наша мысль идет от звуковой формы к тому, что эта форма может означать. Когда мы говорим об „имени“, мы подразумеваем, что существует нечто, чему соответствует данная звуковая форма, нечто, являющееся единственным оправданием и основанием для возникновения этого „имени“».

Термин «имя собственное» существует и сейчас в любом живом языке. Имена собственные составляют особую группу слов, обладающих специфическими грамматическими свойствами по сравнению со всеми другими группами слов.

Особенности, выделяющие имена собственные из общего корпуса слов

Я хочу предупредить, что на данном этапе обсуждения особенностей имен собственных я не буду раскрывать эту проблему в подробностях. Оставляю ее на потом, так как, прежде всего, вижу свою задачу в раскрытии специфики содержания имен собственных в языке. Если мне удастся это сделать, то вы поймете не только то, почему они выделяются в отдельный языковой слой, но и чем вызваны особенности такого выделения имен собственных в том или ином языке. А сейчас — лишь об одном признаке выделения имен, на котором сходятся все лингвисты.

Имена собственные в любом языке наделяются специальной грамматической маркировкой. Так, в русском языке они на письме выделяются заглавной (прописной) буквой. Обычные существительные (напомню их обозначение — нарицательные существительные) пишутся со строчной (маленькой) буквы, а имена собственные — с прописной. Это делается для того, чтобы привлечь к ним внимание читателей именно как к именам собственным. Вообще говоря, особое написание букв часто используется для выделения специфических категорий слов; например, в немецком языке прописные буквы начинают не только имена собственные, но и любые существительные. Но в большинстве языков заглавные буквы выделяют лишь имена собственные; так происходит в английском, французском, русском и других языках. Такое выделение имен собственных отсутствует в иврите (по-видимому, создатели древнеивритской письменности не додумались до этого), но сегодня это выглядит как исключение из правила.

Существует немало правил орфографии, определяющих, как в русском языке писать имена собственные. Если бы имена собственные состояли всегда из одного слова, их написание не представляло бы трудностей. Но поскольку они иногда включают несколько слов, то дело осложняется. Скажем, наименование Среднерусская возвышенность только в начальном слове имеет прописную букву, а Земля Санникова — в обоих словах, потому что и вторая его часть означает имя. Для корректоров (специалистов, проверяющих правильность написания) орфография имен собственных представляет головную боль — настолько она сложна. Но мы не будем подробно об этом говорить, нас интересует самый принцип — имена собственные специально выделяются на письме. В некоторых языках не ограничиваются выделением имен собственных на письме, они приобретают и иные грамматические особенности. Это происходит в тех языках, где существительные и связанные с ними другие части речи выделяются грамматически более отчетливо, нежели в русском, и подразделяются на определенные и неопределенные. Например, в английском языке имеются для этого два артикля (определенный и неопределенный), которые и относят соответствующие слова либо к одной, либо к другой категории.

Если я говорю: «Дайте мне, пожалуйста, эту книгу» по-английски, мне не надо вставлять в предложение слово «это». Я просто говорю: «Give me, please, the book», имея в виду, что мой собеседник знает, о какой книге идет речь, либо я при этом показываю на нужную мне книгу. Так или иначе, я отделяю нужный мне предмет от других таких же предметов, в первом варианте — чисто языковыми средствами (с помощью определенного артикля). Если мне не нужна специально эта книга, то я говорю: «Дайте мне книгу (какую-либо книгу)» — «Give me a book», используя неопределенный артикль «a». Употребляя определенный артикль, я обычное нарицательное существительное превращаю в имя собственное, выделяющее индивидуальный предмет из класса таких же предметов. Введение во многие языки артиклей как раз и преследовало эти цели — обозначить как уникальный (особенный) какой-то предмет или явление, которое в данном контексте является по своему значению одиночным.

В некоторых языках имеются другие средства приобщения нарицательных существительных (общих имен) к именам собственным. Так, в иврите к существительному для подчеркивания его принадлежности определенному лицу (моя книга, твоя, его и т. д. книга) к нарицательному существительному (но не к имени собственному) прибавляется определенный артикль либо притяжательный местоименный суффикс: סֵפֶר (сéфер) — книга (любая книга); הַסֵּפֶר — (эта) книга (с определенным артиклем ha); סִפְרִי (сифр’и) — моя книга (к слову прибавляется местоименный суффикс י); סִפְרוֹ (сифрó) — его книга (к слову прибавляется местоименный суффикс וֹ) и т. д. Интересно, что в случае прибавления к существительному в иврите местоименного суффикса, то есть, приобщения его к классу имен собственных, ему уже не нужен определенный артикль. Язык как бы говорит: «Я уже выделил данный предмет, чего вы еще хотите?». Формы סִפְרִי,סִפְרו определенного артикля не прибав­ляют.

Пожалуй, наиболее радикально (решительно) вопрос о выделении имен собственных разрешен жителями островов Фиджи. В их языке все существительные нарицательные получают приставку «на-», а имена собственные — приставку «ко-». Так, в их языке «на-вάнуа лéву» означает просто «большой остров», а самый большой и главный остров архипелага называется «ко-вάнуа лéву».

Таковы некоторые правила (напомню, предварительные) выделения имен собственных в особую группу в ряде языков. Они показывают, что языковое сознание относится к этой группе слов необычно. Теперь о примерной классификации имен собственных в языках.

Особо значимые категории имен собственных

Антропонимы

Раньше всего следует отметить имена людей. Они называются антропонимами от греческих слов антропос («человек») + онома (вы, наверно, помните, что это слово означает «имя»). От них отличаются имена животных (зоонимы) и имена мифологических существ (мифонимы). Эти три группы имен собственных очень близки между собой и отличаются только своими референтами. Антропонимы даются человеческим существам; зоонимы — животным, птицам и вообще живым существам, кроме человека, а мифонимы — героям мифов, былин и сказаний. Давайте сосредоточимся на антропонимах. Их очень много, Если иметь в виду, что они включают все имена живущих сейчас, а также имена людей, когда-либо живших на земле и имеющих родиться, то станет ясно, что их число, пожалуй, перекроет число всех слов в любом существующем языке. Насчет количества слов в языке мы с вами уже говорили: это множество готово включить любое другое множество слов, даже бесконечное.

Важно подчеркнуть, что имя человека обычно дается при рождении и прикрепляется к нему навсегда (хотя имеются немногочисленные исключения). Оно, действительно, является его наиболее отличительной приметой, вносится во все документы, связанные с его судьбой, и воспринимается как неотъемлемая принадлежность данного лица. Любое посягательство на имя человека воспринимается как личное и несмываемое оскорбление.

Я хочу привести по этому поводу воспоминания великого русского писателя Александра Ивановича Куприна: «Я тоже задумался над своей фамилией, когда начал писать. Дед мой был выходец из Тамбовской губернии, где имел небольшое имение на реке Купрé. И все его родичи в своей фамилии ударение делали на последнем слоге — Купрúн. В корпусе, в военном училище и в полку преподаватели и товарищи так и произносили ее. Свою фамилию я не считаю удачной, хотя она и не плоха. Но меня раздражает, когда делают ударение на первом слоге.

Как-то раз в Киеве мы сидели всей компанией, пили пиво в небольшом ресторанчике, где часто сходились сотрудники различных газет. За соседним столиком сидел какой-то неизвестный нам тип и все время с интересом прислушивался к нашим разговорам. Видимо, он имел какое-то отношение к литературе. Мы о чем-то заспорили, и кто-то громко несколько раз назвал меня по фамилии. Тогда незнакомец взял свой стул и попросил разрешения присоединиться к нам. Вдруг он обратился ко мне: „Скажите, отчего вас называют Купрúн, а не Кýприн? По-моему, Кýприн лучше и остается в памяти, потому что похоже на ‘откупорен’“. Он засмеялся, и мне показалось, что он хотел плоско сострить над моей фамилией. Это меня взорвало, и тут я наглядно показал ему, какое ударение следует делать, и показал так, чтобы он его запомнил»[2].

Высказыванию русского писателя созвучна и реплика Яго из трагедии Шекспира «Отелло»:

«Ни у кого из женщин и мужчин
В душе нет бóльшего, чем доблестное имя.
Укравший мой кошель, украл лишь нечто,
Присущее и мне, и всем другим.
Тот, кто ворует мое доброе имя,
Сам не становится богаче, вовсе нет.
Зато я, я становлюсь беднее». (Акт III, сцена 3)

В защиту доброго имени люди когда-то дрались на дуэли, а сегодня подают в суд за клевету и оскорбление. Еще один великий — Иоганн Вольфганг Гёте — писал в своей автобиографической книге «Поэзия и правда»: «Имя человека не плащ, болтающийся у него на плечах, который можно прилаживать и одергивать, но плотное, словно кожа, облегающее платье. Его нельзя соскоблить или порезать, не поранив самого человека».

Некоторые народы пытаются в имени человека выразить свое восхищение его добродетелями. В обычаях индейских племен Северной Америки было давать своим членам значимые имена. Вначале им присваивались имена, упоминавшие обстоятельства их появления на свет: Лунная Ночь или Крик Вальдшнепа и т. п. На процедуре инициации мальчика или девочки (по достижении ими подросткового возраста) имена заменялись на такие, которые отражали их складывающийся характер либо физические особенности: Быстрая Нога или Острый Глаз. Наконец, после достижения ими совершеннолетия либо после того, как член клана чем-либо проявил себя, он получал имя, сопровождавшее его до могилы: Победитель Рыси, Охотник за Скальпами и пр. Так что в течение жизни человек все время отличался присваиваемым ему именем, а само имя было описательным.

Этот обычай кажется мне значительно более здравым, чем наделение младенца заранее придуманным титулом — Виктор, Виктория (что в переводе с латыни означает победитель/ница) либо Феликс (счастливый). Так и носит человек многозначительное имя безотносительно к своей под­лин­ной судьбе. И уж совершенно нелепым является присвоение имени по «героям текущего времени»: сколько Ленúн, Сталúн и Кимов (сокращение от «Коммунистический Интернационал Молодежи») я встречал в Союзе. Интересно, как они себя чувствовали после падения коммунистического режима в новой России? Имена присваиваются, впрочем, не только по «героям текущего момента», но и по другим причинам. Так, в именах мы находим отражение профессии человека (Кузнецов, Столяров), его национальности (Русаков, Татаринов, Евреинов), местожительства (Крымов, Москвин). В ряде национальных общин принято давать имена по скончавшимся предкам. Например, у евреев называют младенцев по умершим дедушке или бабушке. Я получил свое имя в честь деда по линии отца, а отец был назван Бенционом, что означает «Сын Циона» (Сиона, нашей древней страны). У некоторых народов, наоборот, принято воздерживаться от упоминания умерших предков. У масаев (африканское племя) имя умершего никогда не произносится. Более того, слова, хотя бы отдаленно напоминающие по звучанию имя умершего члена племени, изымаются из обращения — их звучание изменяется.

Топонимы

Следующей категорией имен собственных являются топонимы — географические названия (от греческого слова «тóпос» — место). Это имена континентов, стран, местностей, отдельных населенных пунктов, улиц и домов. По-видимому, людей на земле больше, чем мест их проживания, к тому же каждый человек имеет имя, иногда даже несколько. Так что топонимы уступают антропонимам по количеству, но никак не по своей значимости. На них обращено особое внимание, так как топонимика имеет огромное прикладное значение. Она интересует этнографов и антропологов, для которых является иногда единственным сигналом из прошлого, свидетельством о живших в этих местах людях, о прежнем расселении и миграции племен и народов. В этом же качестве она привлекает и историков. Но главным образом она важна для географов и картографов, составителей различных атласов, карт и путеводителей. Этим и объясняется большое количество топонимических изданий, деятельность бесконечного числа организаций и частных лиц, собирающих совещания и симпозиумы по вопросам географических названий и по их расшифровке.

Тут вступают в дело языковеды, поскольку без их помощи нельзя установить языковую принадлежность того или иного названия, расшифровать его и грамотно перевести на свой язык. Географические имена оказываются настоящим кладезем информации о прошлом. Приведу несколько примеров. В Дагестане есть гора, которая называется Азара Ивкью Бакью, что в переводе означает «Холм, на котором погибли тысячи». Это название значимое, оно рассказывает об иранском нашествии Надир-Шаха в данной местности в начале XVIII века. Озеро Иссык-Куль в Киргизии расшифровывается как «горячее море (озеро)», и оно, действительно, не замерзает из-за своих горячих источников. Город Луксор в Египте расшифровывается как «город прекрасных дворцов» (άль-уксýр). В русском есть топонимы нерасчленяемые и не поддающиеся расшифровке, скажем Волга, но есть и такие, которые включают имена нарицательные: Кольские горы, Чудское озеро и пр.

Как я сказал, топонимика призвана решать несколько серьезнейших проблем: что значит то или иное название, какую трансформацию оно претерпело в ходе исторического развития и как это название правильно произносить на языке жителей данного места, ну, скажем, при написании адреса на конверте или при составлении почтовых и телефонных справочников. В последнем случае возникают значительные проблемы. Например, по-русски мы называем столицу Италии Рим, хотя в оригинальном названии ее имя произносится Рома. Константинополь, переименованный турками после его захвата (1453 г.) в Истанбул, при переводе на русский почему-то оказался Стамбулом. В любом языке множество таких несообразностей: многое зависит от случая, от вкуса переводчика, сумевшего первым ввести название в свой язык, и от иных причин. Вообще, передача иностранных наименований на другие языки представляет большой лингвистический интерес, и я еще буду об этом говорить. Здесь же ограничусь постановкой вопроса.

Кроме топонимов в группу названий неживых предметов входят космонимы, астронимы и хрематонимы. Первые два слова вы, я надеюсь, сами растолкуете, а хрематонимы включают имена орудий, посуды, драгоценностей, музыкальных инструментов и пр. (например, Большая Берта — огромная пушка, обстреливавшая Париж в период Первой мировой войны; или скрипка Страдивари — по имени знаменитого изготовителя скрипок). Следует упомянуть также фитонимы — названия растений; хрононимы — наименования праздников и торжеств, войн и военных кампаний; фалеронимы — названия орденов, медалей и значков. Каждая группа имеет свои особенности, в том числе и в ее лингвистической обработке. Для каждой группы создаются свои специфические словари и описания (книги, альбомы, брошюры).

Вот один из сравнительно недавних примеров в группе космонимов. Потребовалось присвоить наименование только что открытому кратеру на Луне. В связи с предстоящим освоением Луны это обстоятельство приобрело существенное значение. Было предложено дать ему имя Борна (Макс Борн — один из ведущих физиков прошлого века). Это предложение было, однако, отвергнуто, поскольку на Луне уже имеется кратер Бора (Нильс Бор — тоже выдающийся физик). Так как при радиопередачах в условиях космических полетов существует большая вероятность недослышать правильное имя кратера и полететь не в том направлении, было решено предлагаемое название отклонить.

Приспособление иностранных имен к новой языковой системе

Я обещал подробнее рассказать о том, как иностранные имена входят в язык и постепенно к нему приспосабливаются. Выполняю свое обещание. По поводу собственных имен людей имеется очень хорошая книга Л. П. Калакуцкой, которую я очень рекомендую прочитать[3]. Я буду обильно цитировать здесь эту книгу.

Изменения имен существительных в любом языке регулируются грамматическими правилами, принятыми для обычных, нарицательных существительных, а не для имен собственных. В этом смысле имена собственные рассматриваются не как особая категория, а как подчиненная правилам пользования нарицательными словами. Когда они заимствуются из иностранного языка, где изменялись по своим прежним законам, то им трудно бывает приспособиться к новому языковому окружению. Постепенно, однако, они к нему привыкают, а мы — их пользователи — привыкаем к ним. Поначалу, в процессе приобщения к новому языку, они выглядят в нем не совсем естественно. Так это происходит и в русском языке. Имена, заимствованные из других языков, подвергаются обработке в соответствии с русскими языковыми навыками.

Вот как один из таких процессов описывает Л. П. Калакуцкая: «Особенно заметны изменения, происшедшие в склонении имен и фамилий, оканчивающихся на , . В современном языке, то есть во второй половине ХХ века, заимствованные фамилии, оканчивающиеся на , ударные и безударные, не склоняются, независимо от того, принадлежат ли они мужчине либо женщине. Причина та же, что и при несклонении женских фамилий на согласную: средний морфологический род таких имен и фамилий (окончания , ) противоречит реальному полу (как мужскому, так и женскому) носителей этих имен и фамилий…

На примере морфологического типа антропонимов, оканчивающихся на , , можно с достаточной степенью очевидности наблюдать движение в грамматической системе в течение относительно короткого отрезка времени — 100—150 лет. В этот короткий для изменений отрезок времени… происходят значительные сдвиги в анализируемом нами антропонимическом словоизменении… В начале XIX в., то есть во времена Пушкина, заимствованные имена собственные, оканчивающиеся на -о, -е неударные принято было склонять по парадигме средне-мужского рода: „Кто не чувствует красот Заиры, но многие ли удивляются Отеллу?“ — писал Карамзин»[4].

Отелло — имя мужчины, хотя и кончается на , что не характерно для русских мужских имен (Иван, Петр или Емеля). Последние приспособлены к склонению существительных мужского рода. Когда слышатся Петр — Петра — Петру и пр., все они совершенно очевидно относятся к мужскому роду и не режут ухо. Другое дело заимствованные имена на , относящиеся к мужчинам. Для них естественным было бы склонение по типу Отелле, Отеллу и т. д., что, конечно, резало бы слух. Поэтому в русском языке постепенно отошли от такого склонения и оставили эти имена неизменяемыми.

Приспособление такого плана применимо ко многим случаям заимствования, имена приходится «подгонять» к новой фонетической и грамматической обстановке. Достаточно проследить, как обозначается одно и то же заимствованное имя в разных языках, чтобы понять сложность проблемы. Возьмем для примера передачу имени главного героя романа Сервантеса на разных языках. Так, в английском оно звучит Don Quixote [Дон Квиксóт], а по-русски — Дон Кихóт. Но это сейчас, а еще Сумароков называл его «Донкишотом». Что касается дефиса между словами «дон» и «Кихот», то этот вопрос не решен и до сих пор (пишут Дон-Кихот и Дон Кихот), но чаще, конечно, Дон Кихот.

В русском языке женские фамилии изменяются по парадигмам женского склонения, в то время как мужские — по мужскому. Поэтому они отличаются друг от друга. Муж может носить фамилию Иванов, а жена — Иванова. Они также имеют разные парадигмы изменений по падежам: Иванов — Иванова, Иванову и т. д.; Иванова — Ивановой, Иванову и пр. Такая ситуация обязательна вовсе не для всех языков; в большинстве европейских наречий фамилии мужа и жены совпадают по форме и склоняются одинаково. Он — мистер Смит, а она — миссис Смит; президент Буш и госпожа Буш.

Когда такие фамилии заимствуются в русские тексты, они претерпевают изменения по правилам русского языка, но не всегда: «В конце XVIII — начале XIX века женские фамилии в русском языке преимущественно оформлялись через -ов, — пишет Калакуцкая. — Сравните Машеньку Лескову из Манон Леско, Карову от Кар, Герардову — от Герард. Сейчас, очевидно, происходит подсознательное переосмысление европейского образца соотношения мужской и женской фамилии. В русском языке он начинает означать неизменяемость женской фамилии даже и в том случае, когда по своему морфологическому типу эта женская фамилия может склоняться. Это значит, что Леско, Кар и Герард останутся такими, какими они были заимствованы из европейских языков».

Мужские фамилии с окончанием на вызывают сомнение у русскоговорящих в отношении их принадлежности мужчине. Вот что мы находим в автобиографической повести Булата Окуджавы: «Один Габуниа, писавший свою фамилию через ‘я’ в конце, жаловался на то, что многие, не будучи лично с ним знакомы, принимают его за особу женского пола, по всей вероятности полагая, что мужчина носил бы фамилию Габуний. Также и с Окуджавой… — Батарея, смирр-р-но! — кричал сержант Ланцов, и вдруг его взгляд упирался в кого-нибудь из нас, ну, допустим, в меня, он багровел и командовал: — Окуджав — два шага вперед, шаго-о-ом марш! (он никак не мог привыкнуть к моей фамилии; ему все время казалось, что окончание ‘ва’ должно относиться к женщине)».

Есть множество других проблем с приспособлением заимствованных собственных имен к новому языку, но оставим их специалистам и перейдем к прочим вещам.

Логическое и лингвистическое при выделении единичного в речи

Казалось бы, при введении в язык единственного и множественного числа проблема единичного (уникального) снимается и находит свое разрешение. На самом деле это совсем не так — она остается и решается дополнительными средствами. Находит свое решение только проблема имен собственных, которые различными приемами выделяют в реальной действительности те или иные единичные предметы либо их четко определенные классы, но остается проблема с нарицательными существительными. Ведь если мы говорим «кровать», мы не всегда имеем в виду конкретную кровать (скажем, «Я ищу новую кровать»). Хотя это слово и стоит в единственном числе, оно не имеет в виду специфический отдельный предмет. То же самое относится к любому нарицательному существительному. Так что грамматических языковых средств оказывается недостаточно, чтобы в сознании наших собеседников появилось представление об одной конкретной кровати. Этот последний случай я и называю логическим аспектом данной проблемы, а он чисто грамматическими способами в ряде языков решается совсем не однозначно.

Именно поэтому в языках некоторых народов появились артикли, которые самим своим присутствием и значением (определенные они либо неопределенные) сообщают, о каком виде конкретики идет речь. Ведь и конкретика бывает разная: может быть конкретика отдельного предмета либо явления, а может быть конкретика целого класса аналогичных предметов и явлений. В приведенном примере с кроватью решается вопрос о конкретике целого класса предметов (кровать в противоположность всем иным предметам, любому другому виду мебели, например), но не решается вопрос о конкретной отдельной кровати. В русском языке артикли не нашли себе места, поэтому приходится обращаться к другим способам выделения единичных предметов среди тех, что обозначены нарицательными существительными.

Как я указывал выше, такая проблема возникает уже на уровне имен собственных. Имеется несколько собственных имен, которые на протяжении истории человечества превратились в нарицательные существительные, и у нас сразу же возникает проблема выделения единичных объектов среди тех, которые ранее считались уникальными. Например, слова «Земля» и «Солнце» на заре человеческой юности совершенно естественно воспринимались как одиночные понятия. Была Земля — планета, на которой мы живем, и Солнце — благостный источник тепла и света. Поэтому в современном русском языке, когда мы имеем в виду их единичность и особое место в нашем сознании, то пишем эти слова с большой буквы. Но все оказалось не таким простым, и беспокойные ученые обнаружили множество Солнц и планет, вращающихся вокруг них, то есть, множество Земель.

Теперь в языке иногда приходится обращаться с этими словами как с общими понятиями, которые особого почтения не требуют, и выделять их прописными буквами не принято. Существовала «Книга книг» (Библия), которая у многих народов долгое время была единственным материалом для чтения. Когда возникло книгопечатание, и книги превратились в достояние многих, Библию продолжали выделять как уникальную вещь. В языке обнаружилось «двоевластие»: «книги» вообще (нарицательное существительное) и «Библия» (с большой буквы, а в английском — the Book). Есть еще несколько таких уникальных объектов, с которыми приходится обращаться осторожно: Бог (в устах последователей той или иной религии), Вождь и Учитель (или Национальный Лидер) и некоторые другие.

Как я пытался показать, языковое сознание людей шло от конкретики к обобщениям. Поэтому нарицательная (обобщающая) функция возникла значительно позд­нее, чем функция обозначения знаком единственного референта. Допустим, что первоначально референт обозначался как нечто особенное и индивидуальное, а лишь потом он стал прибежищем коллективного понятия, и зададимся вопросом, а что это означает в современных условиях, когда большинство слов превратились в «коллективные значки»? Обратитесь к любому толковому словарю, и вы увидите, что большинство слов в нем обозначают целые классы предметов и явлений. Как нам поступать, чтобы выразить посредством этих же слов не класс или даже не несколько классов предметов, а отдельный объект? Для этого мы вынуждены создавать в устной речи либо на письме соответствующий языковой контекст, который поставит наше слово в положение имени собственного, выделяющего индивидуальный объект особого рода. Точно так же, как речевая ситуация расставляет по местам все ее слагаемые, также и речевой контекст определяет индивидуальность того или иного представляемого предмета. Для этого в русском языке имеется множество возможностей, которые компенсируют отсутствие в нем артиклей. Назову некоторые из них.

Одним из важнейших средств выделения предмета в качестве уникального и известного является порядок слов в предложении. Возьмем, например, английскую фразу: «The door opened and the boy entered the room». Меня интересует слово «the boy»; ему предшествует определенный артикль — стало быть, речь идет об известном нам мальчике. Если мы переведем это предложение как «Дверь отворилась, и в комнату вошел мальчик», то в этом случае будет не ясно, что за мальчик вошел в комнату, знакомый либо незнакомый нам. Но если мы скажем: «Дверь отворилась, и мальчик вошел в комнату», то в этом случае из порядка слов в предложении мы заключим, что это сделал мальчик, который нам знаком. Если вы сразу не почувствуете эту разницу, то прочитайте предложение несколько раз вслух, и вам станет ясно, о чем я говорю.

Это лишь один из способов выделения существительных в качестве индивидуальных вещей. Есть и иные способы. Например, повторение. Сначала мы называем какой-то предмет, оставляя наших слушателей в неизвестности по поводу его конкретной природы, а затем повторяем это же слово как уже известное и целенаправленное: «Я взял топор (какой-то. — А. С.). Топор (или „этот топор“) оказался очень удобным для меня инструментом». Второе употребление слова «топор» совершенно отчетливо выделяет этот предмет как индивидуальный и нам известный. Наконец, к предмету можно подключить неограниченное количество определений, которые и отделяют его от остальных таких же предметов:

«Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез»… (О. Э. Мандельштам)

Сколько здесь определений к слову «город»? Я насчитал два — притяжательное местоимение «мой» и развернутое определение после слова «город». Они вполне индивидуализируют данное слово, которое затем получает в стихотворении еще и название (Петербург — Ленинград). Слово в контексте может получать определения как вначале, до упоминания его самого, так и потом, после себя. Оно может заменяться местоимениями — это тоже его определения (повторы), только желательно, чтобы они (эти местоимения) стояли недалеко от определяемого слова, чтобы понять связь между ними. Таким образом, существует много возможностей выделить слово, отделить его от остальных подобных вещей и качеств, то есть сделать его как бы именем собственным для обозначаемого им референта. Специально обо всех особенностях имен собственных я буду говорить в следующей главе, когда поясню разницу между именами собственными и понятиями.

Словари для имен собственных

Выпускается неисчислимое количество различных словарей собственных имен. Когда мы обращаемся к ним непосредственно, то видим, сколь шатко само название «имя собственное». Можно легко построить континуум имен собственных, в котором на одном конце будут, действительно, выделены единичные референты, а на другом конце мы обнаружим название целых классов аналогичных объектов, объединенных под одним названием. Например, мы будем рассматривать наименование наградных знаков в фалеристике (науке об орденах и медалях) как имена собственные (Орден Андрея Первозванного либо Орден Подвязки). Это, по-настоя­щему, собственные имена, но каждое из этих названий распространяется на огромное количество конкретных наград. Такое изменение названий по степени уменьшения их конкретики и будет нашей путеводной нитью в лабиринте словарей интересующего нас типа.

Кто есть кто? (Who is who?)

Самые конкретные словари такого рода — это телефонные справочники (во многих странах они называются «Желтые страницы»). В них перечисляются номера телефонов на обозначенной в заголовке территории и проводится первоначальная их классификация (телефоны частных лиц, организаций, учреждений, предприятий и магазинов). Это, скорее, справочник, хотя по достижении определенного объема он превращается в подобие словаря.

Разновидностью таких справочников в категории подлинных словарей являются книги, называемые «Кто есть кто?» или по-английски «Who is who?». Я позволил себе привести их английское название, потому что они совсем недавно появились в России. Практика их применения и составления была заимствована из-за рубежа. В российской прессе сегодня можно часто встретить их иностранное название, написанное русскими буквами.

Составление таких словарей на первый взгляд представляется делом простым: выбери нужную категорию людей, расскажи о них самое необходимое и расположи все статьи словаря (имена) по алфавиту. На самом деле в подборе и расположении статей такого словаря имеется много подводных рифов. Составителям приходится очень тщательно подбирать кандидатов для помещения в словарь, внимательно отбирать данные, пригодные для всеобщего обозрения, и правильно выбирать то слово, которое возглавит всю статью. По собственному опыту знаю, сколь много жалоб и претензий возникает после публикации такого издания (со словами работать проще). Тем не менее, в свет выходит весьма пестрая мозаика словарей типа «Кто есть кто?»; сегодня большинство из них имеют электронный вид и размещаются в Интернете. Приведу лишь несколько примеров.

Во-первых, определение жанра. В американской Википедии он описан так: «Кто есть кто? — название публикаций, содержащих краткую информацию по поводу специфической группы людей… Чаще всего в список участников попадают лица, которые заплатили издателю за включение их в издание».

Справедливости ради надо указать, что есть множество справочников такого типа, посвященных уже умершим людям, проявившим себя на том или ином поприще. Например, «Кто есть кто в русской литературе XX века?» Здесь уже речь идет о лицах, внесших существенный вклад в литературу, и ни о каких предварительных платежах речи не идет. Тогда и издание получает титул не «Кто есть кто?», а «Кто был кто?». Когда же в издание включаются ныне живущие персоналии, то издатели обычно склонны поставить все предприятие на коммерческую основу. Вот некоторые помещенные в Рунете (Русский интернет) справочники типа «Кто есть кто?».

Привожу их абсолютно случайную выборку, например, словарь-спра­воч­ник «Кто есть кто в Республике Татарстан?». Вот какие лица удостоились быть включенными в этот электронный словарь (сначала в списке идут персоналии как бы общие для всего Татарстана, потом те, кто занимает руководящие посты в какой-то специфической отрасли хозяйства). Аббревиатура (сокращение) РТ означает Республика Татарстан:

Президент РТ Промышленность
Аппарат Президента РТ Сельское хозяйство
Государственный совет РТ Строительство и транспорт
Депутаты Госдумы РФ Связь
Кабинет министров РТ Банки
Аппарат Кабинета министров РТ Страхование
Главы муниципальных образований Предприниматели

и т. д.

А вот типичная справка на этом сайте в том виде, в котором она появляется на экране компьютера:

Давлетгильдеев Шамиль Хусаинович Начальник отдела по реализации антикоррупционной политики РТ Аппарата Президента РТ
Дата рождения: 01.10.1944 г. Адрес: 420014 г. Казань, Кремль Телефон: (843) 567-88-69
Родился в 1944 году в г. Мамадыш ТАССР. Окончил Казанский химико-технологический институт по специальности физика и механика химических процессов, факультет подготовки кадров руководящего состава при ВКШ КГБ СССР(1987 г.), курсы подготовки руководящих кадров при Академии Министерства безопасности РФ (1992 г.) Кроме того, дается фотография лица, о котором идет речь.

Вот еще одна иллюстрация, на сей раз из сайта «Фантастика — Кто есть кто»:

Julian Semenov.jpg

Юлиан Семенович ЛЯНДРЕС (Юлиан СЕМЕНОВ) (1931—1993), русский писатель, драматург, киносценарист, автор романа «ТАСС уполномочен заявить…». К сайту приложена масса связок («линков»), с помощью которых можно найти полную биографию писателя. Там же дана и весьма интересная его фотография.

Национальные и конфессиональные списки имен

Имена собственные для членов того или иного национального коллектива можно легко найти в многочисленных пособиях, которые специально издаются для этой цели в любой стране. Очень часто такие пособия совмещаются с ведущей в стране религиозной конфессией. В Израиле, например, публикуются имена, которые освящены еврейской традицией и Святыми книгами. Примером такого рода пособия является работа П. Гиля и И. Малера «Краткий словарь еврейских имен», выпущенный в 1985 году издательством «Шамир» в Иерусалиме. Он издан на русском языке специально для эмигрантов из России. В нем авторы знакомят людей, которые были оторваны от еврейского образа жизни, с принятыми в стране именами, со значени­ем, в этих именах скрытом, и с литературно-историческими источниками, где дан­ные имена упоминаются.

Gerasimova.jpg
Первой из известных мне книг подобного содержания был «Официальный перечень христианских имен», изданный во Франции в 1865 году. В нем приводился список имен, коими предлагалось нарекать новорожденных младенцев христианского вероиспо­ве­да­ния. Объяснялось, кому из святых принадлежа­ло данное имя, и младенец при наречении его этим именем попадал под его покрови­тельство. Указанный сборник положил начало выпуску подобных книг. В России издавались «Православные святцы». Вот как они определяются в наше время: «В былые времена выбор имени для новорожденного чаще всего — хотя и не всегда — определялся датой рождения. Родители брали в руки Святцы (список православных святых и празд­ников, составленный в календарном порядке) и смот­ре­ли, память какого святого или святой отмеча­ется в день рождения их сына или дочери. Если выбор имен по каким-то причинам их не удовлет­ворял или на этот день просто не приходился день памяти ни одного святого (святой), просматривались соседние дни. Согласно право­слав­ному учению, тот святой, в честь которого при крестинах нарекается ребенок, становится его покровителем и заступни­ком перед Богом. День памя­ти этого святого стано­вит­ся днем тезоименит­ства, или, проще говоря, именинами, днем Ангела»[5].

Как я уже упоминал, таких словарей издано очень много — с различным содержанием и сопутствующими подробностями. Часто авторы объясняют, какому герою или мифологическому существу принадлежало данное имя, какие выдающиеся люди были им наречены. Мне хотелось бы указать еще и на то обстоятельство, что если имена собственные в сборниках «Кто есть кто», действительно, соотносятся с индивидуальными носителями имени, то в словарях имен, принятых в той или иной традиции, имя может покрывать довольно большое множество людей, им названных. Так что для конкретизации имени собственного в этом случае требуется наделить данного человека дополнительным «тавром». В некоторых странах для этого используется фамилия, например Джон Смит. В России этого показалось недостаточным, здесь у человека в придачу к имени и фамилии есть еще и отчество.

Иные антропонимические словари

Самые интересные и красочные из них — это словари имен мифических и сказочных героев. Они обычно ограничиваются национальными рамками, то есть, традициями той или иной страны: в Греции это герои греческих мифов, в Исландии — исландских саг и т. д. В результате появляется не просто справочник по именам, но сборник интереснейших «преданий старины глубокой». Чаще всего издаются не просто словари, а сами мифы с приложением словарей. Вот аннотация одного такого издания: «Книга А. П. КондрашоваКто есть кто в классической мифологии: Энциклопедический словарь“ дает читателю систематизированную и достаточно полную информацию об увлекательном мире греческих и римских богов и героев, их происхождении, тесном переплетении судеб, сложных и противоречивых характерах, героических подвигах и неблаговидных поступках.

Следует отметить, что ни одна книга не может вместить сведения обо всех без исключения персонажах греческой и римской мифологии, и все версии мифов о них — ввиду необъятного количества оных (так, например, известно более девятисот версий мифа о любви Психеи и Эрота, а всевозможных мелких древнеримских богов насчитывается около миллиона; они рассеяны на обширном пространстве и разделены во времени целыми эпохами). Книга не содержит специальных терминов, чтобы не усложнять чтение, в тексте отсутствуют ссылки на источники.

Список использованной литературы имеется в конце книги. Там же приведен список наиболее распространенных форм разночтений имен персонажей классической мифологии и имеется таблица соответствия основных персонажей греческой и римской мифологии. Книга снабжена яркими иллюстрациями фрагментов произведений искусства на мифологические сюжеты».

Не менее интересна и мифология славянского мира. В последнее время к ней проявляется особый интерес читателей, и книги такого рода выходят одна за другой: «Удивительные книги Виктора Ивановича Калашникова: „Боги древних славян“, „Славянская мифология“ и „Легенды древней Руси“ признаны Лучшими книгами 2000 года и рекомендованы Министерством образования РФ для дополнительного чтения.

Книга „Боги древних славян“ является первой иллюстрированной книгой для детей, посвященной богам восточных и западных славян. Иногда началом истории славян-руссов считают время принятия Киевской Русью христианства в IX веке. Но наша история значительно старше, своими корнями она уходит в необозримые глубины веков, когда наши предки жили в полном согласии с окружающей их природой. Ученый-фольклорист А. Н. Афанасьев говорил, что древнейшее язычество состояло в обожании природы, а первые знания о ней человека составляли его религию. Они поклонялись природе, так как верили, что после смерти души умерших не исчезают, а принимают образы явлений природы или вселяются в новое тело, — животного или растения, а иногда даже в планеты или звезды. На страницах книги вы найдете иллюстрации известных художников.

Имеется шесть иллюстрированных словарей: „Славянские духи воздушных стихий“, „Славянские лесные духи“; „Славянские водяные духи“; „Славянские домашние духи“; „Славянские полевые духи“; „Духи мира животных“»[6].

Топонимические словари

Топонимика обладает всеми признаками прикладной научной отрасли. Собираются конференции и съезды, издаются богато иллюстрированные книги, атласы и альбомы. Но главное, она покоится на твердых научно апробированных (обоснованных) принципах.

По словам В. А. Жучкевича «В идеальной форме единая топонимическая классификация должна содержать в себе ответы на три главных вопроса: Что называется, какие объекты (реки, горы, города, поля, села, урочища, колодцы и т. д.)? Каким образом называется, на каком языке и какими средствами языка? Почему так называется, в чем смысл названия? Эта общая классификация отражает тройственный характер топонимики. Ответ на первый вопрос принадлежит географии, на второй — лингвистике, на третий — топонимике как таковой, основанной на мнениях истории, географии и лингвистики»[7].

Toponimic dictionary.gif
На основании собранных сведений в указанных отраслях знания и создаются топонимические словари, дающие информацию о собственных именах географического плана — рек, озер, морей, островов, гор, городов и т. п., вплоть до названий самых мелких объектов, расположенных на местности. Вот описание одного такого словаря, выпущенного недавно:

Поспелов Е. М. Топонимический словарь. «Издательство Астрель», Москва 2002. «Словарь включает около 1500 единиц, содержащих сведения о происхождении названий государств, городов, океанов, морей, рек, гор и т. п. Словарная статья включает информацию о географическом положении объекта, а также историко-этимологическую справку. Словарь также содержит список рекомендуемой литературы по топонимике.

Образец словарной статьи: Аральское море, бессточный соленый водоем в Туранской низменности Казахстана и Узбекистана. В русских источниках XVI в. упоминается как Синее море. Тюркское название Арал-Тенгиз (Арал — „остров“, тенгиз — „море, большое озеро“)… В русском употреблении на­звание распространяется на всю акваторию моря и в XVIII в. встречается в формах русифицированного перевода: озеро Оралское, морцо Арал, морцо Аралское и, наконец, море Аральское»[8].

Этот же автор и в том же издательстве выпустил еще один топонимический словарь, на сей раз гораздо более объемный. Он обозначен как «Географические названия мира» и содержит «около 5 тысяч статей о названиях наиболее значительных объектов Земли: государств, городов, морей, рек, гор и т. п., а также о названиях многих других — небольших, но ценных в историко-культурном отношении объектов. Рассказывается об истории этих названий, о происходивших с ними изменениях, их причинах. При составлении словаря использована обширная современная отечественная и зарубежная литература»…

По топонимике существует огромное количество источников. Я думаю, что интересующимся этими вопросами будет не сложно найти их в Интернете и в книжных магазинах. Я же хочу закончить эту главу небольшим обзором еще нескольких словарей имен собственных.

Названия вещей

Здесь мы вторгаемся в сферу коллекционирования, сферу необозримую (потому что коллекционировать можно все на свете) и очень интересную. Простое перечисление наиболее популярных видов коллекционирования дает нам представление о том, насколько обширно это увлечение. Самые распространенные виды собирательства: собирание почтовых марок (филателия), монет (нумизматика), бумажных денежных знаков (бонистика), открыток (филокартия), орденов, медалей и значков (фалеристика). Можно упомянуть еще собирание спичечных коробков и их этикеток, коллекционирование вин (или этикеток с винных бутылок), оружия и т. д. Каждый вид собирательства может превратиться в привычку, а потом и в страсть, с которой трудно совладать. Любители собирательства объединяются по интересам, создают свои общества, переписываются с целым светом и требуют каталогов, в которых бы предмет их увлечения был описан, классифицирован и облечен в подробные и мельчайшие детали. Что с удовольствием и выполняется опытными, высококвалифицированными коллекционерами. Так появляются каталоги, которые в основном выполняют роль словарей для удовлетворения страсти коллекционеров.

Обо всех этих вещах можно написать не одну книгу. Скажу несколько слов только о фалеристике. На примере коллекций этого вида я попытаюсь показать, как составляются каталоги вообще. В этом плане у меня есть одна претензия к данному виду публикаций, но претензия, как мне представляется, серьезная. Любой вид предметов, составляющих один класс, можно представить как систему, а можно подавать объекты собирательства вразнобой, в виде разрозненных групп, так сказать, специального назначения. В этом последнем случае между предметами устанавливаются связи, но связи ограниченные. Главная задача — установление полной системы и внутрисистемной иерархии — часто ускользает от внимания классификаторов. На примере каталогов орденов и других наградных знаков это легко показать.

Я, разумеется, не имею в виду полный каталог всех наград (и даже одних только орденов) во всем мире. Это задача неподъемная. Я вполне удовлетворился бы, скажем, каталогом всех орденов одной страны на тот или иной период — но всех, а не разбитых по многочисленным классам, как это делается в большинстве каталогов сегодня. В идеале я подавал бы все ордена (при случае прибавляя к ним медали) в комплексе всех наград, применявшихся в определенный отрезок времени в данной стране, показывая их соотносительную значимость и место в общей системе. Тогда мы могли бы судить, какие события считались на тот исторический период наиболее важными, как их оценивало общество, кто получал эти награды и за что, как они должны были демонстрироваться на мундире либо на костюме, какие льготы получали награжденные тем или иным наградным знаком. В современных каталогах ордена почти всегда подаются отдельно от медалей, группируются по произволь­ным признакам (часто не самым важным) и не включаются в общую систему наград той или иной эпохи.

Sanko Book on orders.gif
Пожалуй, наиболее приближается к моему идеалу книга «Ордена и медали СССР», обложку которой я воспроизвожу ниже. Ее написал и отредактировал В. В. Санько и она издана в издательстве Харвест в Москве в 2004 году.

Вот ее краткая издательская аннотация: «Предлагаемое вашему вниманию издание представляет собой попытку создания полного каталога орденов и медалей СССР — государственных наград и знаков отличия, которыми награждались за особые заслуги и достижения в разных областях социалистического строительства и обороны страны как отдельные граждане, так и коллективы трудящихся, учебные заведения, театры и киностудии, газеты и журналы, советские республики, области, города, а также воинские части и корабли Вооруженных сил СССР.

Книга содержит сведения о наградной системе СССР, данные из истории учреждения орденов и медалей. Для каждого знака дано изображение аверса (лицевой стороны. — А. С.), орденских лент, их описание, дата учреждения, материал для изготовления. В фотоальбоме представлены уникальные документы: орденские книжки награжденных орденами, удостоверения к соответствующим медалям»[9].

Имеется множество других каталогов, которые распределяют данные о наградах по иным параметрам, хотя в основном по тем же, что указаны выше.

Я хотел бы остановиться еще на одном качестве словарей-справочников такого рода. Дело в том, что мы добрались до второго конца континуума имен собственных, когда они обозначают уже не одиночный референт, но множество подобных референтов. Когда мы рассказываем об Ордене Александра Невского, мы имеем в виду множество под одним именем. Формально все признаки имени собственного здесь налицо: выделение слова (слов) заглавными буквами, ощущение общности выделяемого понятия. На самом деле это имя, конечно же, не такое собственное, как у топонимов или у та­кой фамилии как Сократ. Поэтому, используя слово одновременно в качестве имени собственного и общего понятия, мы вынуждены прибегать к его конкретизации в речевом контексте. Те же самые приемы, о которых я писал выше, применяются и в этом случае. На практике каждый орден и каждая медаль имеют свой порядковый номер, по которому можно всегда проследить, куда ушла та или иная награда. А в речи мы обязательно приводим имя человека, получившего награду, то есть можем проследить ее, этой награды, судьбу.

В связи с этим мы вынуждены и в словарях для имен собственных применять ограничения, чтобы «общее имя собственное» получило дополнительные характеристики, его определяющие. Я выше уже упоминал о том, что, например, в словарях для имен растений, лекарств или животных мы должны вводить язык-переводчик. При этом я ссылался на «Словарь ботанических терминов»[10], который был подготовлен к печати и издан в Израиле. Он вышел на трех языках — с иврита (базовый язык) названия растений переводились на русский и английский. Целью словаря было дать ивритскую терминологию новым репатриантам, которые, естественно, хотели знать имена растений, с которыми имели дело. Но поскольку во многих случаях сами референты в Израиле и в России или Англии имели часто иную морфологию и не были между собой похожи, то обращаться напрямую к обозначаемым предметам зачастую оказывалось бессмысленным. Вы могли показать на салат израильского производства, а обучаемый не понимал, что это — салат, настолько он был непохож на знакомый овощ в России.

Так что картинки, обычно употребляемые для таких случаев, помогали лишь в малой степени. Пришлось найти иной путь. Выручили латинские названия, принятые для того или иного растения. Если названия на двух или на трех языках «скреплялись» их латинским эквивалентом, то пользователи словаря были уверены, что это растение именуется именно так, а не иначе. Но в принципе, в такого рода словарях обильно используются картинки. У меня дома есть словарь названий растений. Он английский и называется «Дикие растения Англии и Северной Европы». В нем даются описания растений, встречающихся на указанной в названии территории: «Карликовая береза (Dwarf Birch или по латыни Betula nana). Невысокий кустарник высотой до 1 метра с ветвями без волосяницы. Листья круглые с выступающими зубчиками, в период роста они свисают книзу. В июне-июле после появления листвы покрывается острыми маленькими цветами (см. рисунок 6). Растет на болоте и в тундре».

Как видите, и здесь использованы те же приемы: дается параллельное латинское название растения и статья иллюстрируется рисунком. Таким образом «коллективное» имя собственное приобретает зримые конкретные очертания.

Второй языковой слой, который нам предстоит описать, весь держится на такого рода ограничителях, но об этом — в следующей главе.

Примечания

  1. Gardiner A. The theory of proper names. (A controversial essay). London, Oxford University Press, 1940.
  2. Цитируется по книге Куприной-Иорданской М. Годы молодости. «Художественная литература», Москва, 1966.
  3. Калакуцкая Л. Склонение фамилий и личных имен в русском литературном языке. Москва, Наука, 1984.
  4. Калакуцкая Л. П., там же, с. 54.
  5. Цитируется по http://www.9months.ru/press/1/59/index.shtml (верно на январь 2008).
  6. Аннотации приводятся по тексту сайта http://lib.gmsib.ru/index.php?resource=10132&id_site=11 (верно на январь 2008).
  7. Жучкевич В. Топонимика (краткий географический очерк). Минск, «Высшая шко-ла», 1965.
  8. Цитируется по http://yarus.aspu.ru/?id=63 (верно на январь 2008).
  9. Цитируется по http://www.chtivo.ru/chtivo=3&bkid=624397.htm (верно на декабрь 2007).
  10. Бандес Е. Ботанический словарь (с латинской терминологией). Иерусалим, «Мила», 1996.