Александр Булгаков●●Где Авель, брат твой?●Письма Тринадцатое - четырнадцатое

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск

Книга: Где Авель, брат твой?
Характер материала: Эссе
Автор: Булгаков, Александр
Дата создания: 2009. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений
Письма Тринадцатое - четырнадцатое

Письмо Тринадцатое

Читая полученное Ваше письмо, вспомнил, что слово «Израиль» само по себе пророческое — «тот кто борется с Богом», — не в смысле изначального противления Ему, а в попытках понять Его. Кстати, в Сидуре я прочитал интересное пояснение слова «корбан» — «жертвоприношение»: оно связано с корнем «корав» — приближаться (а не со словом «жертвовать», т. е. отдавать, как это в русском языке). Какая-то невидимая связь есть с Вашим вопросом, хотя я не могу всё мысленно увязать.

Впрочем, знаете что? «Не довольно ли нам пререкаться, не пора ли предаться любви?», т. е. не переключиться ли нам на время от умных разговоров к чему-нибудь светлому? Знаете, мой Иван Бунин так хорошо однажды сказал, что, на мой взгляд, превышает все рациональные рассуждения: «... а Бог был ясен, радостен и прост... » Не знаю, насколько в нём устойчиво было это озарение, но во мне оно в последние времена почти постоянно. И опять я вспоминаю свою маму, когда она говорила нам: «Благодарите за всё Господа». Всякое понимание приходит в своё время (или не приходит никогда), и мне тогда было трудно постичь эту просветлённость мамы, а теперь в молитвах своих я больше чувствую потребность благодарить Отца. А поводов, оказывается, очень много.

Вспомнилась еврейская религиозная лирика. Вот «Шир ха-Кавод» (Песня о славе Всевышнего): «В прекрасную мелодию вплету слова, ибо к Тебе стремится моя душа. Моя душа стремится под сень Твоей руки, чтобы познать сокровенные тайны Твои». Или на Рош ха-Шана: «Друг моей души, милосердный Отец!.. Величественный и прекрасный Светоч мира! Моя душа больна любовью к Тебе. Молю Тебя, Господи, исцели её, яви ей очарование Своего сияния. И тогда она исцелится, окрепнет и обретёт вечную радость... Яви Свой свет, Возлюбленный, раскинь надо мной Свой шатёр мира... » Это прямо-таки в духе ваших (и наших тоже) псалмов из Библии: «Как лань стремится к потокам воды, так стремится душа моя к Тебе, Боже» (41-й, у вас — 42-й). Может быть, не случайно всплыли эти ассоциативные воспоминания, — ведь не всё уж так рассудочно в наших размышлениях о Боге. Вот и Августин ещё в 5-м веке выразил эту устремлённость: «Ты создал нас, Господи, направленными к Тебе, и мятётся сердце наше, доколе не успокоится в Тебе».

Вообще, псалмы — это такая прелесть. Церковь провела границу между еврейским и христианским мирами (правда, далеко не всегда это осознавая), но на протяжении двух тысяч лет она окрылялась еврейской лирикой, которая и в двойном переводе дышит своим очарованием. Взять хотя бы классическое синодальное издание, которое есть в наше время почти в каждом доме; пс. 8-й: «Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов, на луну и звёзды, которые Ты поставил, — то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» Это же философия, достойная высочайшей оценки: Бог не только трансцендентен, но — что более удивительно — имманентен, близок к конкретному человеку. И эта близость к человеку переживается настолько реально, что при утрате её он буквально задыхается: «Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец (в современном еврейском переводе «не навечно ли?»). Доколе будешь скрывать лицо Твоё от меня? Доколе мне слагать советы в душе моей? (совр. евр. — «До каких пор мне хранить в душе своей думы?») ...Призри, услышь меня, Господи Боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным» (пс. 12, у вас — 13-й). И это — не стоны жалкого раба, желающего спрятаться от господина. Это — дыхание человека, сознающего, что Всевышний помнит и посещает его. Открытый для Творца, человек радуется тому, что Он, Творец, — везде. Но не в пантеистическом понимании, нет, ибо Он ещё и Отец: «Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, — и там рука Твоя поведёт меня и удержит меня десница Твоя» (пс. 138-й, у вас — 139-й»).

Душа живёт не правильностью понятия о Всевышнем, а своей открытостью к Нему. Порою это как миг, которым никак не надо пренебрегать. Хорошо сказал Осип Мандельштам:

Образ Твой, мучительный и зыбкий,

Я не мог в тумане осязать.

«Господи!» — сказал я по ошибке,

Сам того не думая сказать.

Божье имя, как большая птица,

Вылетело из моей груди.

Впереди густой туман клубится,

И пустая клетка позади...

Нет, всё же не зря я обратился в лирическое настроение: ведь нужно помнить и отрадное, и это не иллюзии, а сама жизнь с её солнцем и небом, освежающим дождём и подснежниками. Не лишне вспомнить ещё Бунина:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной...

Срок настанет — Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я всё — вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слёз не успею ответить,

К милосердным коленям припав.

А к богословию с его доктринами я и сам в последние лет десять отношусь снисходительно, с некоторой внутренней улыбкой. Это не насмешка, не пренебрежение, это что-то другое.

Богословие — мне так думается — это процесс строительства. Строительные леса ведь тоже нужны, но приходит время, и они уже лишние. Потом следуют отделочные работы, после чего здание сдают в эксплуатацию. Мы ведь не найдём такого прораба, который настаивал бы, что леса нужно оставить вокруг здания, потому что за всё время строительства было так много пользы от них? А в духовной жизни люди никак не научатся давать правильное место своим доктринам. Свои понятия, сиречь богословие, они сливают в одно целое с Богом, а это вредно и опасно, ибо никому ещё из смертных не было дано познать Непознаваемого. Дано только лишь приближаться по мере духовного развития.

Но нужно отвечать на вопрос об искуплении. И я неплохо к этому подошёл, даже и сам не ожидал этого; я имею в виду предыдущую мысль, что могу отвечать лишь по мере своего опыта, а он, понятно, не претендует на абсолютность. Рувим Иосифович, ведь идея об искуплении была придумана не христианами. Если Павел и рассуждал много на эту тему, то ведь он был, извините, евреем и выражал еврейское чаяние. Прав он был или нет, это мы не обсуждаем.

Но вот Вам всего лишь несколько выдержек из пророков: «Так говорит Господь, сотворивший тебя, Иаков, и устроивший тебя, Израиль: не бойся, ибо Я искупил тебя... » (Йешайя 43:1); «Я вывел тебя из земли египетской и искупил тебя из дома рабства» (Миха 6:4); «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?» (Гошеа 13:14); «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся плоть мою» (Иов 19:25). Псалмы - те вообще полны этим понятием.

Я не хочу открывать по этому поводу дискуссию; вся многообразная система еврейских храмовых жертвоприношений в основе своей содержала идею искупления. Даже знаменитый козёл отпущения, который у всех нас является образом нарицательным, пришёл к нам из Торы: он был искупительной жертвой после того, как священник, положив руку на его голову, исповедовал грехи всего народа.

Но, может быть, это было в прошлом, а сегодня это забыто? В Йом Кипур («День искупления») и поныне существует обряд, называемый «капарот», когда мужчины приносят белого петуха, а женщины — белую курицу. Крутят петуха или курицу семь раз над головой и произносят: «Это замена моя, это подмена моя, это искупление моё». Позволяется видоизменить сам обряд, чтобы обойтись без птиц, но смысл не меняется.

В еврейских молитвенниках очень часто повторяются слова о том, чтобы Всевышний принял молитвы молящихся как жертвы, взамен тех жертв, которые бы они приносили в Храме, но у них его пока, увы, нет. Смысл почти всех жертв был — это видно без труда — заместительный, искупительный. В комментарии к Торе («Ваикра») я читаю, что понятие «искупление» приобретает значение «скрытие греха», т. е. аннулирование. А в книге «Зохар» делается пояснение к тому самому главному, что должно быть в душе молящегося в Йом Кипур: «С момента, когда в груди согрешившего рождается чувство раскаяния... милосердие Всевышнего спускается ему навстречу, успокаивая его душу и заверяя в том, что он получит прощение Творца и грех будет забыт» (скрыт согласно Торе).

Думаю, здесь опять уместно напомнить, что в Талмуде сказано со ссылкой на мудрецов, что цель ТорыМашиах, и все пророки говорили о нём как о Примирителе Неба и человечества. Жертва — прежде всего, а уж потом слава. По мнению РаМБаМа, «цель Торы — постепенно (весьма вероятно, что на это потребуется несколько столетий) удалить народ от примитивных форм поклонения и привести его к высочайшей форме служения Всевышнему, которая должна быть чисто духовной». Смелая, надо сказать, мысль и революционная. И я думаю, что, пройдя через все исторические испытания, евреи всё более ориентируются не на обрядовость, а на то, что было духовным смыслом этой обрядовости, которую РаМБаМ не боится назвать «примитивными формами поклонения».

Но я — нееврей, и на что надеяться мне? Если в синагогах молятся за все народы мира, то мне-то что от этого? Ведь Тора формально была дана не мне, я не отношусь к спискам Израиля. Вспомнился из советского времени анекдот, когда в «выездном деле» появилась новая строка: «Не были ли Вы в детстве евреем?» Так вот, даже в детстве не был. А так жаль: ведь у меня была бы надежда по причине моего еврейства. Или мне, как всему язычеству, так и гибнуть в темноте языческого невежества?

Говорят, что у евреев всё же есть что-то обнадёживающее: «… гора дома Господня будет поставлена во главу гор и возвысится над холмами, и потекут к ней все народы. И пойдут многие народы и скажут: придите и взойдём на гору Господню, в дом Бога Йяакова, и будем ходить по стезям Его» (Йешайя 2:2-3). Наверное, так и будет, по крайней мере, так говорится в Библии. К моему счастью, у вас там сказано, что Всевышний полон любви ко всем людям. И это логично, иначе совершенство Божье не было бы уже совершенством.

Я всматриваюсь в ваши богодухновенные книги и вижу, что Он дал миру Йегошуа, и неисчислимые миллионы людей за эти две тысячи лет пришли с помощью евреев — спасибо им за Библию — к тому же Богу, в которого веруют и они.

Верим по-разному? Грустно, но поправимо, ведь «все дороги ведут в Рим»; искупление мы приняли в рамках еврейского мышления, и ничего — молимся еврейской молитвой: «Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной». И никто не сказал мне так внятно и тепло о Боге, как евреи посредством своих священных книг. Кстати, ещё из Сидура «Врата молитвы»: «В конце дней Он пошлёт нам Машиаха, чтобы искупить ждущих окончательного спасения Его». Мысль чисто еврейская, правильная мысль, и Вы не заподозрите здесь какую-то сделку, как Вы сказали, с сатаном.

Слово «окончательного» напрямую перекликается со словами Михи — помните? — «оставит их до времени». Так что смысл искупления действительно в забвении, аннулировании. Ведь и в псалме Давида говорится: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты» (31-й, у вас — 32-й). А что мешает горечь памяти антихристианского поведения Церкви, я это понимаю, и остаётся только надеяться, что суд Божий расставит всё по местам. Николай Бердяев прав: «Христиане встали между Мессией и евреями, загораживая от последних подлинный образ Спасителя».

Слушайте, по-моему, я постоянно соскальзываю в проповедничество. А мне этого не хотелось бы. Я с охотой и заинтересованностью могу отвечать, если меня спрашивают, но поучать не люблю.

Надеюсь, что я не поучаю, иначе не было бы столько горьких признаний вины христиан. Меня обнадёживает ещё и то, что все наши разговоры — всего лишь дружеские письма, и Вы, надеюсь, снисходительно принимаете эпистолии своего ученика. Но можно я всё же договорю? Я ведь и сам достаточно долго не мог вместить в себя понятие искупления в христианской интерпретации. А потом как-то проникся смыслом истошного крика Йегошуа в последний час его распятия: «Боже мой, для чего Ты меня оставил?»

В одно из своих посещений Нижегородской картинной галереи на Откосе я ненароком обратил внимание на маленький карандашный эскиз рвущегося со креста Йегошуа. Более реального изображения муки богооставленности я нигде не видел. И все эти бесчисленные западноевропейские картины с изображением благостно висящего на кресте — всё это марание холстов по сравнению с тем рисунком.

До меня дошло, что Йегошуа во всю свою жизнь вплоть до этого невыразимого ужаса был в неразрывной связи с Богом, что давало ему и мудрость, и духовную силу. Но здесь он взял на себя как представитель рода человеческого нашу богооставленность. И теперь всякий, кто верой берёт этот дар с Небес, получает восстановление отношений с Богом.

И опять же это не мои фантазии. В Талмуде есть весьма интересный пассаж: «Моше дал 613 заповедей... Пришёл Давид и сократил их до одиннадцати... Пришёл Йешайя и уменьшил их до шести... Пришёл Миха и сократил их до трёх... Вернулся Йешайя и сократил их до двух... Пришёл Хаббакум и сократил их до одной, как написано: "Праведный своей верой жив будет"»(2:4) — Маккот 23-24.

Я бы сюда добавил, что всё это мне напоминает решение сложной алгебраической формулы: в числителе «а» в квадрате, «б» в кубе, «с» в пятой степени; в знаменателе не легче — тоже куча всяких степеней; ко всему прочему здесь ещё простые скобки, потом квадратные, есть и фигурные, — когда это предстояло решать, то Лёвка Балуев говорил такое, что мы с Вами никогда не произносили. Но соль всей этой сложнейшей формулы в том, что при знании соответствующих правил всё это можно было сокращать, и в результате формула выглядела до смешного простой, решить которую не составляло труда.

Я клоню к тому, что «всё великое — просто». 613 заповедей ещё не смог никто исполнить, и Всевышний Сам предложил «сокращение», упрощение благодаря Йегошуа: «Всякий верующий в него имеет жизнь вечную». Эта цитата из Нового Завета, но она целиком по духу еврейская. В начале 16-го века Мартин Лютер, читая Аввакума и переводя его на немецкий, был озарён глубоким смыслом вышеприведённых слов «праведный своей верой жив будет».

Оказывается, не монашество, не покупка индульгенций, не соблюдение постов и прочих религиозных установлений дают право на воссоединение с Богом, а доверие, сыновнее доверительное отношение к Богу, ибо, как известно, вера и доверие — однокоренные понятия.

Это озарение и было искрой, от которой возгорелось пламя Реформации. Это был уже совсем иной уровень европейской цивилизации: человеку возвращалось его достоинство, потому что он уже не раб, пытающийся выполнять невыполнимые требования заповедей, а сын своему Отцу, верою получивший своё сыновство. Это обновлённое сознание помогло сформулировать юридическое право, уважающее человека как индивидуума. Отсюда — и экономический прорыв.

Мысль еврейского пророка была всему этому фундаментом. В связи с этим вспомнил слова раби Шауля (ап. Павла) о том, что если мир получил примирение с Небом благодаря подготовительной роли Израиля, то возрождение самого Израиля через своего долгожданного Машиаха для мира будет равносильно воскресению из мёртвых. Сильное сравнение. Остаётся ждать.

Ваш Алёша.

Четырнадцатое

Алёша, шалом.

Как искренни слова Мандельштама, просты, без рисовки. Иногда и у меня бывает что-то такое, похожее, отчего в душе становится светлее. Всё же справедливо заметил Грибоедов устами Чацкого: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» Но мне многое даётся трудно; считай, вся жизнь была советской, да и думы о судьбах евреев оставляют многие вопросы. А чёрная страница Холокоста, кажется, многих сделала просто атеистами. Ну да что говорить? — Всё это не ново.

А я вспомнил при прочтении слов Мандельштама ещё одно далёкое. Какой-то был школьный вечер, и ты читал наизусть «Валерик» Лермонтова. Произведение достаточно большое, чтение заняло у тебя минут 10, не меньше, но помню, что зал тебя слушал, — а ведь это был школьный зал. Я понимал тогда, что выбрал ты «Валерик» не случайно; в программу эта поэма не входила (я имею в виду программу обучения), но уже начальные строки определяли лейтмотив твоего настроения. Ты этим чтением сказал о своей юношеской любви к Наташе Беляковой:

Я к вам пишу случайно; право

Не знаю как и для чего.

Я потерял уж это право.

И что скажу вам? — ничего!

Что помню вас? — но, боже правый,

Вы это знаете давно;

И вам, конечно, всё равно.

Ты умел любить достойно, и в тебе это уважали. Ты ничего про неё не знаешь?

Тебе спасибо, что ты не оставляешь мои вопросы без ответа. Как написанное тобой укладывается в моём сознании, я и сам пока не знаю, но в любом случае для меня много интересного. Ты как-то умеешь подать в живой и, чувствую я, далеко не всегда в ортодоксальной форме.

Времени у меня хоть и мало осталось, но то, что осталось, полностью моё, и я перечитываю твои письма, анализирую. Как жаль, что мои ноги не дают мне свободно передвигаться; я мог бы дойти до синагоги, посмотреть по книгам твои ссылки. Ведь у меня здесь не такая уж обширная литература по религиозной тематике, да и в иврите я не силён. Внук и то больше понимает, ведь в школе они же учат язык. Скоро у него будет Бар-мицва.

Слушай, почему бы тебе не приехать сюда? Вызов мы тебе сделаем без проблем, благо что отношения между нашими государствами сейчас хорошие. Ты мог бы здесь многое для себя выяснить, а то вот ты позвонил мне и просил уточнить перевод нескольких мест из пророков и псалмов, — я же не смог этого сделать. При твоём добром интересе к проблемам иудео-христианского диалога поездка сюда для тебя была бы очень полезна. Я не обещаю тебе каких-то компетентных знакомств, т. к. сам их просто не имею, но ты ведь человек коммуникабельный и знаешь, чего хочешь, а в вашем Евангелии сказано же: «Ищите и найдёте».

Что это ты напоследок сказал, со ссылкой на своего Шауля, относительно фантастического будущего Израиля? Сказав «А», тебе придётся сказать и «Б», иначе остаётся какая-то двусмысленность. Кому не известно, что в течение всей истории Церкви христиане подчёркивали своё противопоставление Израилю? У тебя здравый взгляд, и потому, не боясь тебя покоробить, тоже вспомню Мартина Лютера: «Знай, христианин, что после дьявола у тебя нет врага более жестокого, более злобного и яростного, чем истинный еврей», — и это не самые гнусные его слова. Не бойся, у меня тоже пока ещё Бог не отнял разум, и я не считаю, что всё христианство — в этих словах. Ну так что там говорил Шауль? Окажи мне милость, объясни, что ты хотел сказать? Не взыщи с меня, что письма мои короткие; если я уж читаю с лупой, то писать мне и того тяжелей.

Надеюсь на встречу. Но поспеши.

Рувим Иосифович.