Идея избранности еврейского народа как основной источник антисемитских настроений

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск


Характер материала: Исследование
Из цикла «Проект "Борьба с интеллектуальным антисемитизмом"»Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия
Идея избранности еврейского народа как основной источник антисемитских настроений

Содержание

Обвинение в «расовом превосходстве»

  • Содержание раздела: выделить обвинение еврейства в «расовом превосходстве» как самое постоянное и общепризнанное обвинение интеллектуального антисемитизма.

Самым древним, постоянным и существенным обвинением в адрес евреев является обвинение в том, что они испытывают чувство превосходства над другими народами.

Так, в предисловии к книге Дэвида Дюка «Еврейский вопрос глазами американца» (опубликованной в издательстве, именующем себя «Свобода слова», с указанием, что «книга издана в США и в России в рамках Хельсинских соглашений о правах человека»), автор пишет: «Данная книга не является антисемитской; она просто исследует и приводит документальные данные, подтверждающие давление доктрины еврейского превосходства, что наблюдается в еврейском сообществе с исторических времен вплоть до настоящего времени». Корни этой «доктрины» Дюк закономерно усматривает в тексте Торы: «Любой, кто читает Ветхий Завет беспристрастными глазами, может ясно себе представить неослабевающую тему расового и этнического превосходства». «Очень немногие люди осмеливаются признать, что в Библии содержатся бесстыдные описания доктрины расового превосходства евреев»[1].

Достаточно сказать, что такого рода обвинения в 2005 году были официально признаны законными, как это видно из Заключения комплексной судебной экспертизы материалов, опубликованных в газетах «Русь Православная» и «За русское дело». Среди прочего в этом официальном юридическом документе говорится:

"Крупнейшая израильская газета Хаарец в номере от 28 июня 2005 года пишет: «Не вызывает никаких сомнений, что еврейский закон, в том виде, в котором он представлен в Талмуде, относится к евреям и неевреям по-разному. Например, нееврею запрещено изучать Тору, так как это священный элемент еврейской жизни; и приговором для неевреев, которые нарушают это предписание, является смерть. Работы по Каббале содержат еще более существенные разграничения между евреями и неевреями. В XX веке раввин Авраам Исаак Кук писал, что „разница между душой еврея и душами всех неевреев, независимо от их уровня, больше и глубже, чем разница между душой человека и душой животного“.

Таким образом крупнейшая израильская газета признает, что Талмуд прямо предписывает убивать христиан. Ибо что иное может означать призыв к убийству „нееврея, изучающего Тору“? Тора — то есть пятикнижие Моисея — это неотъемлемая часть христианской Библии, которую христианские дети изучают в любой воскресной школе.

Всё вышеизложенное позволяет говорить о наличии в современной действительности таких опасных явлений, как еврейский фашизм, еврейский расизм, еврейский религиозный экстремизм. Поэтому публичное, критическое обсуждение этих проблем в СМИ — в частности, на страницах газет „Русь Православная“ и „Русское Дело“ — не может быть квалифицировано как распространение сведений, направленных на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, унижение национального достоинства, а равно пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности.

В текстах, представленных на исследование газетам „Русь Православная“ и „За русское дело“, не содержится сведений, направленных на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, унижение национального достоинства, а равно пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности…

Факты и свидетельства многих известных общественных деятелей (в том числе лиц еврейской национальности) позволяют говорить о наличии в современной действительности таких опасных явлений, как еврейский фашизм, еврейский расизм, еврейский религиозный экстремизм. Публичное, критическое обсуждение этих проблем в СМИ — в частности, на страницах газет „Русь Православная“ и „Русское Дело“ — не может быть квалифицировано как распространение сведений, направленных на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, унижение национального достоинства, а равно пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности». [2]

Правда антисемитизма

  • Содержание раздела: попытка продемонстрировать, что именно религиозная миссия евреев, именно «избрание еврейского народа» возбуждает по отношению к ним повсеместную неприязнь, и уж по меньшей мере, вызывает бурление страстей.

Пункты совпадения в оценках между евреями и антисемитами

  • Содержание раздела: показать, что часто «юдофилы» и антисемиты лишь по разному реагируют на духовные реалии, которые они схожим способом воспринимают.

Наивно было бы отрицать, что иудаизм действительно выделяет евреев среди прочих народов, и соответсвенно в негативном отношении к евреям просматривается определенная правда, по-своему признаваемая самой еврейской традицией. Так в Талмуде в трактате Шабат (89.а) сказано: «Почему названа гора (на которой дана Тора) — Синай? Потому что на горе этой сошла ненависть („сина“) на народы мира, за то что не получили они Тору».

Даже уличив антисемитских публицистов в подлоге, невозможно отрицать, что их обвинения чему-то все же соответствуют, что они ненавидят и боятся в евреях именно то самое, что другие в них любят и ценят. Создается впечатление, что «по модулю» некоторые антисемитские замечания вполне адекватны и ожидаемы, более того, в чем-то вернее либеральных потуг нивелировать еврейскую исключительность сведением ее к чистой человечности. Некоторые высказывания друзей и врагов еврейского народа бывают порой удивительно схожи. Так евреи обвиняются в непропорционально сильном влиянии на политику, экономику и культуру. Германский экономист Вернер Зомбарт (в 1934 году вступивший в национал-социалистическую партию) писал: «Вся внешняя структура нашего существования сложилась под влиянием еврейского духа; она продолжает существовать уже независимо от того, есть евреи или их нет. Иными словами, еврейский дух стал частью нас… И прежде всего, наша экономика, ее самый характер, была получена … в немалой степени от евреев» (Loader, Werner Sombart’s «The Jews and Modern Capitalism», in: Society vol. 39, #1 (Nov-Dec 2001) pp. 71-77)

Но вот, например, что пишет друг евреев — православный богослов и историк Церкви А. В. Карташев (писал в 1937): «Еврейство есть великая мировая нация. Для этого утверждения богослову и историку достаточно одного факта дарования миру Библии и порождения трёх мировых монотеистических религий. Нация, играющая огромную, непропорциональную своему статистическому меньшинству роль в мировом хозяйстве, мировой политике и мировой культуре; нация, превзошедшая всех своим национальным самоутверждением вопреки тысячелетиям рассеяния… Это хотя и не территориальная, но своего рода великая держава. Не объект филантропического сострадания, а равноправный субъект в мировом состязании великих наций»[3]

Обособленность Израиля как главный предмет раздора

  • Содержание раздела: показать, что обособленность еврейства, осознание им своей избранности возбуждает вокруг себя главный накал страстей.

То, что евреи держатся обособленно от других народов и чувствуют свое превосходство над ними, также может восприниматься двумя противоположными способами. Так в 1909 году А. И. Куприн написал письмо Ф. Д. Батюшкову, в котором высказался по еврейскому вопросу с полной откровенностью: «Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь… Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуй-ка еврея!? Ого-го! Какой вопль и визг поднимается среди этих фармацевтов, зубных врачей, адвокатов, докторов, и, особенно громко, среди русских писателей, ибо, как сказал один очень недурной беллетрист, Куприн, каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским писателем… Вот три честнейших человека: Короленко, Водовозов, Иорданский. Скажи им о том, что я сейчас пишу, скажи даже в самой смягченной форме. Конечно, они не согласятся и обо мне уронят несколько презрительных слов, как о бывшем офицере, о человеке без широкого образования, о пьянице… Hо в душе им еврей более чужд, чем японец, чем негр, чем говорящая, сознательная, прогрессивная, партийная (представьте себе такую) собака».

Далее Куприн поясняет свою неприязнь к «русским писателям» еврейских кровей тем, что те никогда не бывают лояльны до конца и вечно продолжают коситься на Сион: «Один парикмахер стриг господина и вдруг, обкорнав ему полголовы, сказал; „Извините“, побежал в угол мастерской и стал ссать на обои, и, когда его клиент окоченел от изумления, Фигаро спокойно объяснил; „Hичего-с. Все равно завтра переезжаем-с“. Таким цирюльником во всех веках и во всех народах был жид с его грядущим Сионом, за которым он всегда бежал, бежит и будет бежать, как голодная кляча за куском сена, повешенным впереди ее оглобель. Пусть свободомыслящие Юшкевич, Шолом Аш, Свирский и даже Васька Раппопорт не говорят мне с кривой усмешкой об этом стихийном стремлении как о детском бреде. Этот бред им, рожденным от еврейки, еврея — присущ так же, как Завирайке охотничье чутье и звероловная страсть. Этот бред сказывается в их скорбных глазах, в их неискоренимом рыдающем акценте, в плачущих завываниях на конце фраз, в тысячах внешних мелочей, но главное — в их поразительной верности религии — и в гордой отчужденности от всех других народов»[4].

Об этой «гордой отчужденности от всех других народов» ниже будет говориться достаточно подробно, поскольку это действительно то единственное, что можно предъявить еврейскому народу, основываясь на его собственном опыте и собственных источниках. Между тем здесь достаточно напомнить, что тот же Куприн, пусть и в лице литературного героя, но все же был способен отнестись к этой же реалии совсем по-другому. В рассказе «Жидовка» (1904) мы читаем: «Удивительный, непостижимый еврейский народ! — думал Кашинцев.- Что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки столетий прошел он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пламень. Пестрая, огромная жизнь Рима, Греции и Египта давным-давно сделалась достоянием музейных коллекций, стала историческим бредом, далекой сказкой, а этот таинственный народ, бывший уже патриархом во дни их младенчества, не только существует, но сохранил повсюду свой крепкий, горячий южный тип, сохранил свою веру, полную великих надежд и мелочных обрядов, сохранил священный язык своих вдохновенных божественных книг, сохранил свою мистическую азбуку, от самого начертания которой веет тысячелетней древностью!»

Итак, мы видим, что даже «гордая отчужденность от всех других народов» может и восхищать и возмущать одного и того же человека, причем… независимо от того, «гой» он или еврей! В самом деле, с одной стороны сочувствие «стихийному стремлению» к Сиону испытывают очень многие христиане. В тот же период, когда Куприн жаловался Батюшкову на «бредовую тягу жидов к Сиону», православный философ и богослов св. Сергей Булгаков писал: "Есть священные символы и мировые идеи, которые заставляют дрожать самые сокровенные струны сердца: такое значение имеет, напр., христианский Царьград и крест на св. Софии, или освобождение из рук неверных Гроба Господня. Подобное же значение должно иметь для иудейского и христианского сердца (я трижды подчеркиваю это) и вопрос о Палестине и устроении Израиля на земле, ему Богом данной и обетованной. В дни великих мировых свершений, когда обнажаются сокровенные корни истории, опять загорелась и эта идея, выступил на поверхность и этот вопрос, как очередной, близкий, подлежащий разрешению, если не сегодняшнего, то завтрашнего дня. Постановка вопроса о предоставлении Палестины, в той или иной политической форме (и, конечно, за исключением величайших христианских святынь), в качестве национального жилища, Израилю, волнует душу совершенно исключительным волнением, ибо с духовными судьбами Израиля таинственно и непреложно связаны и судьбы христианского мира…. Об этой верности евреев Сиону знал Достоевский, который писал: «все это, повторяю, я слышал как легенду, но я верю, что суть дела существует непременно, особенно в целой массе евреев, в виде инстинктивно-неудержимого влечения»[5].

Борьба с еврейством в еврейских сердцах

  • Содержание раздела: показать, что «избранность» — это не плод фантазии, а духовная реальность, которую неспособны вытравить из самих себя самые ассимилированные из евреев.

С другой стороны, «стихийное стремление» к Сиону столь властно звучит в сердце каждого еврея, что он либо следует ему, либо остервенело борется с ним. Да, «этот бред сказывается в скорбных глазах» не только «Васьки Раппопорта». Например, тот же Борис Пастернак, «родившийся на свет божий с явным предназначением быть русским писателем», в следующих словах вторит Куприну: «Начались преследования и избиения евреев. Кстати. Если мы городские жители и люди умственного труда, половина наших знакомых из их числа. И в такие погромные полосы, когда начинаются эти ужасы и мерзости, помимо возмущения, стыда и жалости, нас преследует ощущение тягостной двойственности, что наше сочувствие наполовину головное, с неискренним неприятным осадком. Люди, когда-то освободившие человечество от ига идолопоклонства и теперь в таком множестве посвятившие себя освобождению его от социального зла, бессильны освободиться от самих себя, от верности отжившему допотопному наименованию, потерявшему значение, не могут подняться над собою и бесследно раствориться среди остальных, религиозные основы которых они сами заложили и которые были бы им так близки, если бы они их лучше знали. Наверное, гонения и преследования обязывают к этой бесполезной и гибельной позе, к этой стыдливой, приносящей одни бедствия, самоотверженной обособленности, но есть в этом и внутреннее одряхление, историческая многовековая усталость. Я не люблю их иронического самоподбадривания, будничной бедности понятий, несмелого воображения. Это раздражает, как разговоры стариков о старости и больных о болезни»[6].

Итак, наблюдая погромные «мерзости», Пастернак объявлял их неизбежным следствием «бессилия освободиться от самих себя»: как это ни грустно, но евреев бьют заслуженно, за то что они воображают, будто бы что-то из себя представляют, после того как «освободили человечество от ига идолопоклонства».

Мы бы могли подумать, что это «ощущение тягостной двойственности» присуще именно героям романа, но имеется слишком много признаков того, что его разделял и сам автор. Так в письме к двоюродной сестре О. Фрейденберг от 13 октября 1946 года Пастернак сообщил, что начал писать роман, в котором «я свожу… счёты с еврейством, со всеми оттенками национализма (и в интернационализме), со всеми оттенками антихристианства».

Важно отметить, что Пастернак не отказался от мысли «свести счеты» с еврейством даже после Холокоста! Он записал свой совет евреям «подняться над собою и бесследно раствориться среди остальных» уже после того, как тот себя явственно не оправдал, уже после того как Гитлер поголовно истребил миллионы таких «растворившихся» евреев!

В статье «Поверх испанских барьеров» Александр Гордон пишет: "Роман Пастернака «Доктор Живаго» написан после Катастрофы европейского еврейства. Великий поэт, тонкий человек, Борис Пастернак не только отрезал себя от еврейства, он не изменил точку нравственного отсчёта и игнорировал трагедию истребления еврейства в размышлениях о еврейском народе. Конечно, он не должен был в романе о революции и гражданской войне писать о том, что случилось позже, но очевидно, что то, что случилось позже, никак не повлияло на его отношение к еврейству. Он прошёл мимо геноцида евреев, может быть, и потому, что в нём, как и в других бедствиях евреев на протяжении мировой истории, видел вину самого еврейского народа. Пастернак «вытеснил» из своего сознания Холокост, как прежде удалил из него погромы и еврейскую фигуру Когена. Пока Пастернак писал «Доктора Живаго», разразилось дело космополитов, были расстреляны еврейские писатели, члены Еврейского антифашистского комитета, прошло дело врачей, случились нового типа еврейские погромы, лишённые всякого религиозного содержания. Поэт не изменил своего отношения к еврейской проблеме. Он игнорировал репрессии евреев в 1948—1953 гг. Когда поэтесса Мария Петровых заговорила с ним о тех преследованиях евреев, он её прервал: «Это вагон не моего поезда. Не вмешивайте меня в это»[7].

Удивительная реплика! Почему, в самом деле, еврейский погром мог быть «вагоном поезда» Лескова, Короленко, Горького, но только не Пастернака? Почему даже после Гитлера, после восстановления государства Израиль он видел в «сведении счетов с еврейством», чуть ли не важнейшее дело своей жизни?

Ответ может быть только один: Пастернак был одержим тем же «бредом» что и «Васька Раппопорт»: Пастернак неистово боролся с евреем в себе. Он стеснялся этой борьбы, пытался завуалировать свое «стихийное стремление» к Сиону, но сама борьба с этим стремлением свидетельствует о его наличии.

Другие ведут эту борьбу даже более отчаянно и исступленно. Одним из самых популярных литературных салонов Берлина конца 18 — начала 19 века принадлежал Рахели Левин. Вот что она писала родному брату: «… никогда, ни на одну секунду я не забываю этот позор. Я пью его с водой, я пью его с вином, я пью его с воздухом, с каждым вздохом. Еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни, это святая истина». В другом частном письме: «У меня была странная фантазия: я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце ножом следующие слова: „У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной, я не могу лишить тебя мыслей о вечности. Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!“ Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию. Я могу влачить существование, сохраняя неподвижность, но все усилия жить причиняют мне смертельную боль, а неподвижность возможна лишь в смерти… именно отсюда проистекает все зло, все разочарования и все бедствия»[8].

Между тем множество других наделенных необыкновенной чувствительностью, благородством и великодушием ассимилированных евреев видят свое главное достоинство именно в этой «чуть незабытой» мелочи. Именно она наполняет смыслом их — по большому счету — нееврейскую жизнь. Так поэт Борис Кущнер пишет о «счастье родится евреем» — см. [12].

Шафаревич в своей «Русофобии» приводит следующие свидетельства: "Н. Я. Мандельштам (вдова поэта) пишет: «Евреи и полукровки сегодняшнего дня — это вновь зародившаяся интеллигенция». «Все судьбы в наш век многогранны, и мне приходит в голову, что всякий настоящий интеллигент всегда немного еврей…» Мысль, по-видимому, не случайная, так как мы встречаем ее у других авторов. Например, Борис Хазанов (псевдоним, автор сообщает, что живет здесь), говорит: «Такова ситуация русского еврейства, какой она мне представляется. Я не вижу противоречия между моей „кровью“ и тем, что я говорю по-русски; между тем, что я иудей, и тем, что я русский интеллигент. Напротив, я нахожу это сочетание естественным, Я убеждаюсь, что быть русским интеллигентом сейчас неизбежно значит быть евреем» [9].

«Нерастворимость» еврейства в общей культуре

  • Содержание раздела: показать неспособность либерального сознания понять и оценить специфику еврейской религиозной идеи.

А «растворившийся» в европейской культуре Гершензон с гордостью чувствовал себя в ней именно евреем: «Сионисты думают, что ассимиляция грозит гибелью самой сущности еврейства. О, маловеры! Еврейское начало неистребимо, нерастворимо никакими реактивами. Еврейский народ может без остатка распылиться в мире — и я думаю, что так будет, — но дух еврейства от этого только окрепнет. Венский фельетонист-еврей, биржевой делец в Петербурге, еврей-купец, актер, профессор, что у них общего с еврейством, особенно в третьем или четвертом поколении отщепенства? Кажется — они до мозга костей пропитаны космополитическим духом, или в лучшем случае духом местной культуры: в то же верят, в то же не верят и то же любят, как другие. Но утешьтесь, они любят то же, да не так»[10].

Но то что, быть может, не замечают в себе уже сами ассимилированные евреи, все еще отчетливо видят в них их окружение. Отмечая ту же «самоотверженную обособленность», Г. П. Федотов (1886—1951) относится к ней совершенно иначе, чем Пастернак: «Какими бы добрыми патриотами ни сознавали себя евреи в Германии, во Франции, в России, они не могут стать только немцами, только французами, только русскими. В этом их преступление. Даже утратив свою религию, забыв свой язык (или свои языки), они в своем устойчивом физическом типе, в своей психологии напоминают об ином, „неарийском“ духовном мире, в котором некогда родились….. Еще недавно были возможны споры между еврейскими националистами и сторонниками ассимиляции. Они ведутся и теперь, но, по существу, возможны ли они? Фашизм показал, что никакая ассимиляция не спасает еврейства, не может укрыть его. 3абвения религии, языка, трёх денационализированных поколений недостаточно. Быть может, десять поколений могли бы изгладить все следы прошлого, замазать последние черты древней благородной расы, но история не дает этих десяти поколений. Выход из гетто начался лишь с ХIХ века, примерно с французской революции, а в России — много позже. Ассимилированное еврейство все еще еврейство, и враг сумеет распознать его»[11].

Итак, мы видим, что даже ассимилированные евреи сохраняют признаки того, что условно можно назвать избранием, что еврейское начало неистребимо, что оно неизменно дает знать о себе, и что именно этот его «остаток» в конечном счете и возбуждает по отношению к себе подозрения и страхи. По-видимому, в понимании природы этого «остаточного» еврейства, в понимании тайны «избранности» видится решение проблемы антисемитизма. Однако прежде чем попытаться проникнуть в тайну избрания еврейского народа, следует отметить, что избрание это неприемлемо не только для маниакальных антисемитов, но и для многих здравомыслящих людей, даже величайших интеллектуалов.

Иудаизм в свете разума

  • Содержание раздела: рассмотреть две основные формы интеллектуального антисемитизма — церковного и светского и продемнострировать неадекватность и ограниченность их подхода.

Интеллектуальный антисемитизм как базис антисемитизма паранойяльного

  • Содержание раздела: показать, что неспособность классического рационализма адекватно интерпретировать идею избрания у некоторых вызывает психологически неадекватный ответ.

Выше приводились слова Горького: «Я не сумею говорить об антисемитизме, о юдофобстве так, как надо бы говорить об этом. Не потому не сумею, что нет сил, нет слов, а потому, что мне мешает нечто, чего я не могу преодолеть. Я нашел бы слова достаточно злые, тяжелые и острые, чтобы бросить их в лица человеконенавистников, но для этого я должен опуститься в какую-то грязную яму, поставить себя на один уровень с людьми, которых я не уважаю, которые мне органически противны».

Теперь пришло время оговориться, что антисемитизм произрастает не только из «грязной ямы», в которой водятся дрюмоны, крушеваны, и нилусы, но в первую очередь из «естественного света разума», которым окрылены эразмы, вольтеры, и канты. При всем том, что оба эти источника («грязная яма» и «свет разума») находятся не в ладах друг с другом, в еврейском вопросе они все же определенным образом сопряжены. Именно наличие здравого компонента антисемитской идеологии делает возможной его паранойяльные формы.

В. В. Зеньковский пишет: «Последние годы отмечены остротой и настойчивой постановкой проблемы еврейства. Проблема эта вековая, но наше время внесло сюда особую страстность, доходящую нередко до подлинной маниакальности. Помимо жестоких гонений на евреев в Германии, своей бесчеловечностью смутивших немало даже закоренелых антисемитов, сюда присоединилась проповедь нелепой теории расизма, проникающая, как зараза, в целый ряд стран. Все это резко выделяет еврейский вопрос из большого комплекса других трудных проблем, которыми обременено наше время. В известной мере сюда присоединяется и крах, или бессилие традиционной позиции либерализма, — не в том смысле, что эта позиция оказалась неверна, но позиция либерализма в отношении к еврейскому вопросу обнаружила явную недостаточность, неумение охватить всю тему о еврействе… Корни антисемитизма, злая вражда к еврейству не могут быть парализованы извне, через одну правовую культуру… Как раз при правовом подходе к теме еврейства, пожалуй, еще резче обнажается загадочная еврейская судьба»[12].

Невольно создается впечатление, что именно неспособность классического рационализма и либерализма проникнуть в «загадочную еврейскую судьбу» и явилась основой всех маниакальных форм антисемитизма.

В Писании сказано: «У Господа Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней, но только отцов твоих благословил Господь, и избрал вас из всех народов» (Дварим 10.14) Но рационализм выражает по отношению к этим словам в лучшем случае лишь наивное высокомерие. Так Гегель пишет, что «Пятикнижие Моисеево — это только предсказание, всеобщее содержание которого не стало истиной израильского народа. Бог [в понимании евреев] есть лишь Бог этого народа, а не всех людей» +Гегель «Философия религии» М 1977 Т 2, стр 105).

В худшем же случае рационалист видит в еврейской обособленности именно злокозненное насилие над здравым смыслом. Так «умеренное» высказывание Гегеля в устах Руссо заостряется следующей формулировкой: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества»[13].

Многие просветители писали о еврейском народе с крайней неприязненностью. Так в своем «Философском словаре» в самой большой по объему статье под названием «еврей» Вольтер пишет: «… вы обнаружите в них [евреях] лишь невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают»[14].

А в своем сочинении с характерным названием «Религия в пределах только разума» Кант замечает: «оно (еврейство) отказало всему роду человеческому в общении, считая себя особым народом — избранным Богом, народом, который ненавидел все прочие народы и потому был ненавидим каждым из них»[15].

Итак, именно «гордая отчужденность от всех других народов», именно партикуляризм еврейской религии в первую очередь возмущает разум европейца. В позиции иудаизма европейский интеллект улавливает какое-то неразрешимое для него противоречие, какой-то грубый рациональный изъян.

Сартр пишет: «Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем,- всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех»[16].

Эта истина кажется несомненной любому человеку с ясным разумом и живым нравственным чувством. И если христианин спешит поделиться открывшейся ему истиной со всяким человеком, то что делает еврей, когда выбирает иудаизм только для своего племени?

Церковные корни «академического» антисемитизма

  • Содержание раздела: показать жесткую преемственность между церковным и светским подходами к еврейской религиозной традиции. Оба отвергают идею «избрания» как противную здравому смыслу.

Между тем существенно отметить, что этот новый рациональный либеральный взгляд на еврейство и иудаизм целиком коренится в церковном учении и по существу является его обновленной версией.

Церковь исходно приняла ТАНАХ, книги «Ветхого завета» в оскопленной форме, приняла идею избрания Израиля как нечто отжившее. Так отец церкви Иустин, прозванный Философом, писал в послании к Диогену (4): «Не нечестиво ли клеветать на Бога, будто Он запрещает в день субботний делать что-либо доброе? Также не достойно ли осмеяния тщеславиться уменьшением плоти как свидетельством особенного избрания, как будто за это они преимущественно возлюбленны Богом?»

Лев Шестов в следующих словах пишет об этом альянсе церковного учения с греческой философией: "Философия оказывается, как у Гегеля, единой на всем продолжении ее тысячелетнего существования: греки искали того же, чего искали схоластики; отец новой философии Декарт и все, кто шел за Декартом, никогда не могли и не хотели освободиться от влияния средневековья. Жильсон приводит суждение Климента Александрийского, что для ранней христианской мысли было уже два ветхих завета — библейский и греческая философия… Он уже указывает, что средневековые мыслители считали дельфийское «познай самого себя» «упавшим с неба». Поэтому он считает ошибкой думать, вслед за Hamelin, что Декарт мыслил так, как если бы между ним и греками в области философии не было бы ничего сделано. Не только Декарт, но и все великие представители новой и новейшей философии находились в тесной связи со схоластиками: Лейбниц, Спиноза, Кант и все немецкие идеалисты шли по руслу, проложенному схоластической мыслью. И для них, конечно, греческая философия была вторым ветхим заветом. Но без схоластики, которая умела соединить Библию и открытые Библией истины с истинами самоочевидными, добытыми греками, новая философия никогда не могла бы сделать того, что она сделала"[17].

И далее: «не только средневековье, но и мы, современные люди, унаследовали от греков и основные философские проблемы, и рациональные принципы, из которых нужно исходить при их разрешении, и всю технику нашего мышления. Как добиться того, чтобы, читая Писание, толковать и понимать его не так, как нас приучили это делать великие мастера Греции, а так, как того хотели и требовали от своих читателей те, которые передали нам через книгу книг то, что они называли словом Божиим? Пока Библия еще находилась только в руках „избранного народа“, этот вопрос мог не возникать: во всяком случае, допустимо, что, воспринимая слова Писания, люди не всегда были во власти тех разумных принципов и той техники мышления, которые стали как бы нашей второй природой и которые, не давая даже себе в том отчета, мы считаем непреложными условиями постижения истины»[18].

С полным правом можно сказать, что учение Церкви, согласно которому Иисус «упразднил» закон (Ефес 2:15), а Израиль утратил избрание (Колос 3:11) лежит в основе интеллектуального антисемитизма, является корнем всех его доброкачественных форм.

Как бы то ни было, представленная в ТАНАХе истина откровения оказалась целиком подчинена «концепции». Гегелевский принцип «если факт не вписывается в теорию, то тем хуже для факта» был заимствован этим философом из христианского катехизиса: если слово Божие противоречит эллинской мудрости, если оно противоречит теологии и догматике, то тем хуже для Слова Божия.

Так в писании многократно говорится о вечности союза между Израилем и Богом (Берешит 17:13, Шмот 31:16, Ваикра 23:41), но христианство на протяжении веков игнорировало прямой и простейший смысл этих слов.

Гильом из Шампо в «Диалоге между христианином и иудеем о католической вере» приводя этот ясный иудейский довод, высказывает в ответ чисто спекулятивные никак не связанные с ним соображения:

«Иудей. Ты осуждаешь на уничтожение то, что установил Господь. Смеешь ли ты назвать несорвершенным закон, который Господь сотворил и записал? Разве совершенный Господь делает что-либо несовершенным? Или Он Сам столь изменчив, что изменяет сказанное Им и сотворенное из череды вещей, места или времени, подобно тому, как ты сейчас заявляешь, что при введении Нового Завета нужно устранить Ветхий? Скажи, прошу, каким образом Он установил в качестве истинного то, о чем сказано: вовеки, Господи, пребывает слово Твое? Ведь если Слово Божие пребывает вовеки, то повсюду пребывает то истинное, о чем сказано: всякая плоть, которая не обрезана, — истребится душа та из народа своего (Быт 17:14)».

Христианин. Выслушай, Иудей, таинства веры… Только благодаря закону был осознан грех. Он и был дан для осознания и усекновения грехов. Однако никто на основании закона не стяжал вечной жизни; у плотского закона плотское воздаяние. Он предоставлял преизбыток временных благ, но никому не обещал входа в рай. Не был, следовательно, совершенным тот, что не мог совершенно спасти… Он не мог отворить рай и не обладал силой избавить от ада хотя бы праведников, соблюдающих его. Было, следовательно, необходимо, чтобы на землю пришел Сын Божий, который, принесши за нас достаточную жертву, устранил плотские жертвоприношения"[19].

Иудаизм, совершенно не интересовавший христиан сам по себе, в то же время был чрезвычайно важен им для их «концепции», в которой он выставлялся законченным моральным уродом. На протяжении почти двух тысячелетий Израиль лишь терпелся Церковью в рамках теологического парадокса, в следующих словах сформулированного в одном папском документе: «Так говорит пророк: „Не убивай их, дабы никто никогда не забыл Твоего Закона“, иными словами: не уничтожай евреев совсем, дабы христиане никогда не могли забыть Твой закон, который, хотя сами евреи и не понимают его, начертан в их книгах для тех, кто способен понять его»[20].

Как уже было отмечено, просветители, объявившие себя христианами «на уровне понятия», с еще большим рвением поддержали эту тенденцию смысловой делегитимации иудаизма.

Иудаизм, прибегая к философскому гегелевскому жаргону, был «снят» христианством, и потерял право на существование даже в качестве парадокса. Кант утверждал, что иудейская вера «в целом и по существу не имеет никаких точек соприкосновения» с верой христианской, «хотя она ей непосредственно предшествовала и для основания этой христианской веры дала физических повод»[21].

Этот мыслитель открыто призывал к «эвтаназии иудаизма», что Лев Поляков назвал метафизическим способом выкрикнуть «Смерть евреям!»[22].

Эти «концептуальные» суждения христиан и просветителей несут несомненную ответственность за расстрельные рвы Бабьего Яра и газовые камеры Треблинки, так как они не оставляли еврейству места для существования ни в рамках веры, ни в рамках разума. Доктор Джеймс Паркс пишет: «Более шести миллионов преднамеренных убийств, совершенных в наши дни, в рамках нашей цивилизации, являются следствием того представления о евреях, ответственность за которое, в конечном счете, несет христианская церковь, того отношения к иудаизму, которое не только характерно для христианской церкви, но изначально восходит к самому Новому Завету»[23].

Но, к сожалению, значительное число современных христианских сочинений продолжают базироваться на этом (восходящем к самому Новому завету) антииудейском концепте. Вот, например, как звучит невинная «академическая» интерпретация Евангелия от Матфея, сопровождающая новый перевод Канонических Евангелий: «Иисус у Матфея признает авторитет учителей Закона и фарисеев — преемников Моисеевой традиции (23:2). Он рекомендует ученикам и народу „все, что они говорят, делать и соблюдать“ (23:3). Однако в конечном счете их авторитет упраздняется из-за их причастности к казни Иисуса. Хотя ответственность за выдачу Иисуса римлянам несут „первосвященники и старейшны народа“ (27:1), фарисеи не вполне от нее свободны: Матфей изображает их как косвенных соучастников преступления. Они ведь замышляли „схватить его“ (21:46). Или „поймать на слове“ (21:15)…. В кульминации своей инвективы против учителей Закона и фарисеев (23:13-39) Иисус объявляет, что божественное присутствие покидает Храм и Иерусалим. История национального Израиля как народа Божия прекращается. Но Бог верен своему завету, Его обещания неотменимы. Они реализуются в новом народе Божием — общине учеников Иисуса, — который рождается в недрах старого Израиля»[24].

Основные положения христианского антисемитизма

  • Содержание раздела: рассмотреть критику еврейства со стороны христианской теологии, и лежащих в ее основании общих идей.

Церковь утверждает, что избрание отнято от Израиля и передано христианам, так как избрание может быть только одно

Что же касается вероучительных сочинений, то в них диалогического отношения к иудаизму и вовсе не встретишь. Обратимся в качестве примера к книге профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова «Путь разума в поисках истины». В этой книге, выдержавшей семь изданий и «рекомендуемой Учебным Комитетом при Священном Синоде Русской Православной Церкви в качестве учебного пособия по Апологетике для духовных школ», нет и следа того, что в быту именуется «антисемитизмом», но в ней содержится весь набор вековых церковных штампов, отрицающих иудейскую веру в самой ее основе.

Мы читаем: «Еврейский народ был избран в ветхозаветную эпоху по причинам, в Откровении прямо не названным… Промысл Божий постоянно избирает те или иные народы и отдельные личности с учетом их свойств для исполнения конкретных исторических целей. Однако контекст Библии показывает, что основной причиной избрания еврейского народа были его преимущественные способности к сохранению и проповеди среди всех народов земли Откровения о спасении мира через Христа-Господа. Но поскольку способности могут быть реализованы очень различно, то и его избрание носило временный и прообразовательный характер, как и весь ветхозаветный Закон, который имел „тень будущих благ, а не самый образ вещей“ (Евр. 10,1).

С пришествием Обетованного наступил конец Закону (Рим. 10,4), и уже „не плотские дети суть дети Божии“ (Рим. 9, 8), как и у Осии Господь говорит: „Не Мой народ назову Моим народом и не возлюбленную — возлюбленною. И на том месте, где сказано им: вы не Мой народ, там названы будут сынами Бога живого“ (Рим. 9,25-26; Ос. 2, 23;1,10); ибо отныне только Христовы суть „семя Авраамово“ (Гал. 3,29). С пришествием Христа уже „нет двух Израилей и двух богоизбранных народов. Есть лишь один избранный народ — Церковь, являющаяся истинным Израилем, включающим в себя как евреев, так и неевреев“. У Креста произошло окончательное разделение Израиля на две части (Лк. 2,34): малое стадо избранных, „остаток“ (Рим. 11,2-5), который стал началом Церкви, и другая часть, ожесточившихся, к которой относятся слова пророка Исайи: „Я звал, и вы не отвечали; говорил, и вы не слушали… И оставите имя ваше избранным Моим для проклятия; и убьет тебя Господь Бог, а рабов Своих назовет иным именем“ (Ис. 65; 12,15). Это иное имя — христиане (Деян. 11,26)… На почве отвержения Христа и утраты избранничества возник иудаизм как антипод еврейской ветхозаветной религии. Иудаизм ожидает и подготавливает пришествие своего христа (по христианскому Откровению, антихриста), с иным, разумеется, учением. В отличие от Ветхого Завета, иудаизм представляет собой уже, скорее, идеологию, нежели религию»[25].

Ответ: как избрание сынов Израиля не отменило избрания сынов Ноаха, так избрание христиан не в состоянии отменить избрания Израиля, тем более что само христианство первоночально воспринимало себя как движение внутри иудаизма в рамках семи заповедей сынов Ноаха.

Итак, автор признает, что все эти «новозаветные» выпады в адрес иудаизма «в Откровении прямо не названы», а значит, в конечном счете имеют «посюстороннее» и даже явно спекулятивное происхождение, то есть зиждятся на «концепции», на общих человеческих соображениях. Из Откровения христианством была почерпнута идея истории, идея развития, однако она исходно приобрела ложную окраску замещения, «упразднения» или, как ее впоследствии назовет Гегель, «снятия». Чего, например, стоит заявление о том, что «нет двух Израилей и двух богоизбранных народов»? Согласно Писанию, на земле сосуществуют потомки именно двух избранников — Авраама и Ноаха. Согласно Писанию, в мире сосуществуют именно два Завета. «Новый» завет Моше не отменил «ветхого» завета Ноаха, завет «обрезания» не отменил завета «радуги». Согласно иудаизму, чтобы быть угодным Создателю, нееврей вовсе не обязан покорять себя Законам Торы и исповедывать иудаизм. Для него будет достаточно, если он откажется от служения идолам и будет жить в рамках семи законов, данных Ноаху после потопа. Этот низший уровень прозелитизма практиковался во времена Второго Храма, и как раз именно в его рамках ученики Иисуса первоначально приобщили к истинной вере примкнувших к ним язычников. В «Деяниях Апостолов» написано: "Так мы читаем: Симон изъяснил, как Бог первоначально призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Свое. И с сим согласны слова пророков, как написано: Потом обращусь и воссоздам скинию Давидову падшую, и то, что в ней разрушено, воссоздам, и исправлю ее, чтобы взыскали Господа прочие человеки и все народы, между которыми возвестится имя Мое, говорит Господь, творящий все сие. Ведомы Богу от вечности все дела Его. Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе. Ибо закон Моисеев от древних родов по всем городам имеет проповедующих его и читается в синагогах каждую субботу. Тогда Апостолы и пресвитеры со всею церковью рассудили, избрав из среды себя мужей, послать их в Антиохию с Павлом и Варнавою, именно: Иуду, прозываемого Варсавою, и Силу, мужей, начальствующих между братиями, написав и вручив им следующее: «Апостолы и пресвитеры и братия — находящимся в Антиохии, Сирии и Киликии братиям из язычников: радоваться. Поелику мы услышали, что некоторые, вышедшие от нас, смутили вас своими речами и поколебали ваши души, говоря, что должно обрезываться и соблюдать закон, чего мы им не поручали, то мы, собравшись, единодушно рассудили, избрав мужей, послать их к вам с возлюбленными нашими Варнавою и Павлом, человеками, предавшими души свои за имя Господа нашего Иисуса Христа». (Деяния 15:15-26)

Итак, церковь возникла в рамках «ветхого» союза с сынами Ноаха и могла бы в таком качестве прекрасно сосуществовать с Израилем, если бы не заразилась духом «общих соображений», навеянных из Афин, и не стала стремиться к «концептуальному» замещению Израиля, систематически мскажая и оглупляя его образ.

Церковь утверждает, что Закон упразднен

В мире имеется немало христиан, которые, планомерно сживая Израиль со свету, считают себя друзьями евреев, и в подтверждение своего дружелюбия охотно цитируют слова апостола Павла, что «ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени» (Рим 11:25). Да, евреи могут исправиться, они способны стать как все, способны отбросить свои предрассудки, но сами эти предрассудки заслуживают порицания.

Вновь предоставим слово проф. Осипову: "Ветхий закон подавляет человека многочисленностью внешних, обрядовых предписаний, которыми должен руководствоваться иудей. Это привело, в конечном счете, к фетишизации обрядового закона, «субботы». Христос осудил это, сказав ревностным блюстителям закона: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2, 27). "Чем объясняется несовершенство богооткровенной религии Ветхого Завета? Во-первых, тем, что Ветхий Завет был лишь подготовительным к пришествию Христа, носил прообразовательный и временный характер (Евр. 7;18-19,22; 8;5-8,13; 9,8-10), был лишь тенью будущих благ (Евр. 10;1). Во-вторых, его этнической ограниченностью. Все ветхозаветные нравственные и обрядовые установления предназначались не всему человечеству, но одному племени, избранному для исполнения конкретного дела, и потому давались, исходя из его духовного уровня, нравственных особенностей, интеллектуальных возможностей и т. д. В-третьих, ветхозаветная религия и в принципе не могла быть совершенной, поскольку совершенство Откровения дано лишь явлением Бога во плоти (1 Тим. 3, 16) и спасения Им человека Своей Жертвой и Воскресением. Поэтому великий знаток Писания свт. Иоанн Златоуст говорит, что «ветхозаветное… так отстоит от новозаветного, как земля от неба»[26].

Ответ: Сам евангельский Иисус соблюдал закон и не сказал ничего «нового», что не было бы известно еврейской традиции.

«Концепция», по-видимому, требует таких деклараций, но решительно расходится с фактами. Истинным «знатокам Писания» хорошо известно, что половина новозаветных изречений представляют собой парафразы ветхозаветных (в том числе «Пусть подставит он щеку бьющему его» Плач Иеремии 3:30). Что же касается другой их половины, то их можно встретить в таких презренных «иудейских» текстах, как Талмуд и Мидраш (в том числе высказывание: «не вы принадлежите субботе, а суббота вам» (Йома 85.б). На это обстоятельство христианские книжники могли бы обратить внимание еще сотни, если не тысячи лет назад. Мешала «концепция». Но в конце 19 века это знали уже все серьезные исследователи Писания и многие христианские авторы. Так, в начале прошлого века протестантский теолог Бультман в своей книге «Иисус» признает, что основоположник христианства вел себя как все иудеи («Иисус не подрывал устои Закона, он объяснял Закон, авторитет которого был для него незыблем») и приводит многим евангельским высказываниям, считающихся подчеркнуто «новозаветными», талмудические парафразы. Бультман выражает уверенность, что реальный Иисус не мог придерживаться относительно себя тех взглядов, которые придерживаются его последователи: «Древнейшая община, видимо, считала его Мессией, но она не приписывала Иисусу в связи с этим наличия особой метафизической сущности, которая служила бы основой для авторитетности его слов. Хотя на основании его авторитета она исповедовала, что Бог сделал его Царем общины. Эллинистическое же христианство сразу превратило Иисуса в „Сына Божия“, приписав ему божественную „природу“, и таким образом ввело в обиход способ рассмотрения его личности, абсолютно чуждый ему самому»[27].

Руслан Хазарзар в своей книге «Сын Человеческий» пишет: «…некоторые из речений Иисуса были Им заимствованы из ТАНАХа, другие являлись мыслями более поздних ученых — прежде всего Иисуса сына Сирахова и Гиллеля. О милостыне, милосердии, добрых делах, кротости, миролюбии, бескорыстии Иисусу почти ничего не осталось добавить к учению Синагоги (Исх.20:12-17; 23:2,6-7; Лев.19:18; Втор.6:5; 24-26; Прит.19:17; 20:20; 29:23; Ис.6:10; 57:19; 58:7; Мих.6:8; Мишна. Абот.1-2; Иер Талм. Пеа.1:1; Вав Талм. Шаббат.63а; Баба Камма.93а; и т. д. и т. п.). „Nullum est jam dictum, quod non sit dictum prius“ (Теренций. Евнух.41). Но в это учение Он влагал столько убедительности и красоты, что давно известные мысли звучали по-новому». В свете сказанного не так просто определить, в чем собственно состоит «новизна» Нового завета, почему всем давно известные слова смогли «зазвучать по-новому»[28].

Единственная новация, которую Бультман усматривает в учении Иисуса сравнительно с прочими иудейскими учителями, состоит во всецелой преданности Богу. Утверждая, что «послушание — сущность еврейской нравственности», Бультман представляет Иисуса как радикального иудея. «Этика Иисуса (как и еврейская) есть этика послушания, и единственное, хотя и основополагающее их различие состоит в той радикальности, с которой Иисус мыслил идею послушания»[29].

«Радикальное послушание имеет место только тогда, когда человек своим существованием приемлет то, что от него требуется; когда заповеданное осознается как требование Бога; когда весь человек предан тому, что он делает, то есть не когда человек послушно выбирает нечто, но когда он послушен в своем существовании»[30].

«Отличие Иисуса от еврейской традиции заключается не в том, что он упраздняет идею послушания, а в том, что он мыслит ее радикально, домысливает до конца». «Кто сделал что-нибудь с запасом, настолько, что бы в крайнем случае внешнее предписание было исполнено, тот не сделал вообще ничего. Кто отвергает убийство, но не может обуздать гнев, тот не постиг, что он должен принять решение всем своим существом. Пусть кто-то избегает прелюбодеяния, но если в его сердце есть место для нечистых помыслов, то он совсем не понял заповеди о прелюбодеянии, требующей от него чистоты всецелой… При формальном исполнении Закона человек способен выкроить пространство для собственного своеволия… Зная эту испорченность человека, Иисус не стремится создать лучшее право, но показывает, что воля Бога — которая, кстати, может громко прозвучать и в праве — претендует на человека за пределами права»[31].

Это отличие можно было бы признать «основополагающим» … если бы оно действительно имело место. Но дело в том, что иудаизм как раз является ревностным сторонником не половинчатого, а именно того самого радикального послушания, которое Бультман приписывает исключительно Иисусу. «Мы знаем, что Иерусалим был разрушен за то, что в нем жили только по закону и не делали ничего сверх закона», — говорится в трактате Бава Мециа (30.2). Внешне достойное поведение ничего не значит без внутреннего ему соответсвия: в Талмуде гнев многократно приравнивается к убийству, и даже утверждается, что «помыслы о преступлении хуже самого преступления» (Йома 29).

Наконец, иудаизм хорошо знает, что оставаясь в рамках закона, можно быть законченным сыном погибели. Так, Рамбан, комментируя слова Торы «Святы будьте Мне» (Ваикра 19:1), обращается к мидрашу «Тахарат коаним», где слово «Святы» понимается как «отделяйтесь», «отдаляйтесь от». Рамбан пишет: «Тора запретила кровосмешение и нечистую пищу, и разрешила супружескую связь и чистую пищу — мясо и вино, так что и сластолюбие и чревоугодие могут расцветать и в рамках закона. Таким образом, изучив Тору, человек может найти для себя нишу, в которой сможет предаваться любому пороку, якобы заручившись на то разрешением Торы. И поэтому ТАНАХ после всех запретов дал вам общую заповедь быть отделенными также и от дозволенного». Задача иудея — это именно полная и всецелая посвященность Всевышнему, именуемая святостью. Причем средства этого посвящения ему даны самим Богом на горе Синай, а не выведены с помощью «концепций». «Новый завет», так много открывший языческим народам, решительно ничего не может прибавить к тому, что уже знает любой грамотный иудей.

Парадоксальность идеи избрания

  • Содержание раздела: показать, что в сознании антисемитов идея избрания сводится к идее расового превосходства и выглядит противоречащей идее единобожия.

Но, как уже отмечалось, особенно трудной для «здравого смысла» оказалась идея избрания. В Торе сказано: «И вот, Господь стоит при нем и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Ицхака. Землю, на которой ты лежишь, тебе отдам ее и потомству твоему. И будет потомство твое, как песок земной; и распространишься на запад и на восток, на север и на юг; и благословятся в тебе и в потомстве твоем все племена земные» (28:13-14) Как известно, христианская традиция понимает эти слова «духовно», а именно в том смысле, что от Иакова произойдет Мессия, спаситель всего человечества, которого все прочие потомки этого патриарха (за исключением «остатка» (Рим. 11:2-5) — предали смерти и отвергли. Что же касается обетования земли, на которой лежал Иаков, его потомкам, то эти глупости недостойны Творца мира и к этому обетованию и вовсе не нужно относиться всерьез. В данном случае христианская «концепция» с особым рвением борется с буквальным смыслом Писания, гласящим, что именно в избрании отдельного народа благословляется все прочее человечество. Аутентичный замысел самого Всевышнего христиане объявляют идеей интеллектуально косной и божественной мудрости неприличествующей. «Концепция» убеждает их, что в пункте «избрания», более чем в любом другом пункте, Христос «упразднил закон» (Ефес 2:15).

В книге проф. Осипова «Путь разума в поисках истины» относительно избрания мы читаем: «Что означало богоизбранничество еврейского народа, какую оно имело цель? Понимание его также было глубоко искажено в еврейском народе. Поскольку самое важное — обусловленность избранничества верностью Богу в вере и нравственной жизни — было, фактически, полностью игнорировано. Весь акцент сделан на этнической принадлежности. Отсюда убеждение в вечной неотъемлемости избранничества, утверждение национальной исключительности евреев, их превосходства над всеми другими народами. Естественно, что подобная идея не может не импонировать эгоистическому сознанию человека, и потому она пустила глубокие корни в иудаизме. В действительности же, в общекультурном, философском, научном развитии, как свидетельствует история, евреи стояли существенно ниже многих окружающих народов (Египта, Вавилона, Греции, Индии), и избрание еврейского народа было строго обусловлено важнейшим религиозным фактором: „Если будешь слушать гласа Моего, и будешь исполнять все, что скажу тебе, и сохранишь завет Мой, то вы будете у Меня народом избранным из всех племен, ибо вся земля Моя; вы будете у Меня царственным священством и народом святым“» — Исход 23; 22)[32].

Все именно так! Избрание еврейского народа, его царственное священство определено «религиозным фактором», то есть волей самого Всевышнего, Его словом, которое проф. Осипов решился привести только потому, что совершенно искренне ни во что его не ставит. Проф. Осипов верно подметил и другое: иудеи, включая Иисуса из Назарета и его ближайших учеников, действительно очень отставали в общекультурном развитии. Они были сильны не «общей культурой», а как раз своим «ветхозаветным» импульсом, в том числе глубоким знанием столь вздорных для профессоров пророческих текстов. Понимание цели избрания еврейского народа было «глубоко искажено» уже у самого Иисуса из Назарета, который говорил: «Доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф, 5:18). А в своем описании «кончины века» (Мф, 24:20) Иисус и вовсе заявил: «Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимой или в субботу». Из этих слов явствует, что, во-первых, Иисус находил нарушение субботы чем-то крайне нежелательным даже под угрозой смерти, а во-вторых, предполагал, что евреи будут соблюдать ее до «кончины века». В отличие от профессоров Канта и Осипова, сильно превосходивших его «в общекультурном, философском и научном развитии», Иисус не мог себе вообразить, будто бы Всевышний просто врал на горе Синай, диктуя Моше слова: «Если будешь слушать гласа Моего, и будешь исполнять все, что скажу тебе, и сохранишь завет Мой, то вы будете у Меня народом избранным из всех племен, ибо вся земля Моя; вы будете у Меня царственным священством и народом святым». Это видно хотя бы уже из того, что при всем страстном желании евангелистов уловить своего Учителя на нарушении какой-либо заповеди (прежде всего нарушения субботы), чтобы противопоставить «новое» «ветхому», им это ни разу не удалось. Многочисленные как христианские, так и еврейские исследователи показывают, что Евангелия не приводят ни одного случая нарушения законов Торы Иисусом. Даже оправдание учеников, срывавших в субботу колосья, находит себе параллель в Гемаре (см Шабат 128.а). И это при всем том, что евангелистам представлялось чрезвычайно важным показать, что Иисус находился в конфликте с «книжниками и фарисеями» по причине пренебрежения Законом.

Приведенный пассаж из книги проф. Осипова уместно сопроводить следующими словами Шестова из его книги «Афины и Иерусалим»: «Может быть, наконец отвернутся от метода „естественного“ понимания и объяснения жизни. Может быть, вдруг всех осенит старое воспоминание, и из тайников человеческих душ вновь вырвется древнее, но все еще живое — „из глубины воззвал к Тебе, Господи“. И тогда постигнут как „самоочевидную истину“, что история вовсе не есть саморазвитие „идеи“. Что Иудея не была моментом процесса развития, как думал Гегель, что греки не владели полнотой истины и что современная Германия не завершила того, что началось в древнем мире. В самой невежественной стране древнего мира знали больше, чем в самых культурных странах нового мира. Знали, к примеру, что Бог если не завистлив, то ревнив и отнюдь не склонен разрешать — по крайней мере до времени — первому встречному, хотя бы и ученому, проникать в Его тайны»[33].

В этой «самой невежественной стране древнего мира знали» и то, что она избрана Творцом мира, избрана навсегда вместе с обитающим в ней народом.

«Здравому смыслу» видится, что «убеждение в вечной неотъемлемости избранничества, утверждение национальной исключительности евреев, их превосходства над всеми другими народами» коренится в национальном эгоизме. Бог просто не может быть столь ограниченным, чтобы избрать себе отдельный народ, и евреям еще предстоит дорасти до этой мысли. Но Св. Писание свидетельствует обратное, оно свидетельствует, что как раз «здравому смыслу» предстоит дорастать до идеи избрания.

Мы читаем: «И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь благословением. И Я благословлю благословляющих тебя, а проклинающего тебя прокляну; и благословятся тобой все племена земные. И пошел Аврам, как сказал ему Господь; и с ним пошел Лот; а Аврам был семидесяти пяти лет при выходе из Харана. И взял Аврам Сарай, жену свою, и Лота, сына брата своего, и все достояние, которое они приобрели, и души, которые они приобрели в Харане; и вышли, чтобы идти в землю Канаанскую; и пришли в землю Канаанскую» (Быт., 12:1-5).

Ответ: Само Св. Писание ясно показывает, что доводы интеллектуальных антисемитов были хорощо знакомы еще Аврааму, но что вопреки этим доводам он принял волю Создателя и согласился стать родоначальником «парадоксальной» общины.

Согласно устной Торе, еще в Ур Каcдиме Аврам самостоятельно пришел к убеждению, что мирозданием управляет Единый Бог. Этой своей верой Аврам охотно делился с другими. Так, по поводу слов: «души, которые они приобрели в Харане» Раши поясняет:. «Которых он ввел под сень Шехины. Авраам обращал в истинную веру мужчин, а Сара обращала женщин». Итак, до того как Всевышний открылся Авраму, тот занимался прозелитизмом. Мессионерство, «обращение» всех людей кажется чем-то естественным, чем-то глубоко присущим единобожию. Но вот теперь, когда, наконец, сам Всевышний призвал Аврама, тот к удивлению своему услышал что-то неожиданное, услышал о том, что он станет «народом великим». Как может община верующих в единого Бога стать только одним из народов?

Казалось бы, все разъяснилось, когда родился Ишмаэль и Всевышний повелел Аврааму обрезать весь мужеский пол: «И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, и ты, и потомство твое после тебя в роды их. Вот завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и вами, и между потомством твоим после тебя: обрезан да будет у вас всякий мужчина».(17:3-10). Иными словами, несмотря на то, что завет держался на племенной основе, он все же выглядел всеобщим.

Если первоначально Авраам придерживался концепции, которая впоследствии утвердилась в христианстве, то есть видел всех людей членами единой возглавляемой им общины, никак не связанной ни с какой народностью, то теперь он перешел к концепции «исламской», а именно решил, что обновленным человечеством станет сама его семья, что человечество примкнет не к Аврааму индивиду, а к семье Авраама! Это было неожиданно, но вполне понятно, и Авраам, нужно думать, без внутрених колебаний вступил в родовой завет обрезания.

Между тем в скором времени все повернулось уже совершенно неожиданно. Оказалось, что универсальный Бог выбрал Себе отдельный народ, который «вечно» должен оставаться полностью отделенным от всего остального человечества, даже от потомков Ишмаэля! «Бог же сказал: именно Сара, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Ицхак; и установлю союз Мой с ним союзом вечным для потомства его после него» (17:19).

Авраам не мог не задавать себе эти вопросы: Каким образом единобожие может быть уделом одного племени, а не всего человечества? Почему все народы должны вдруг благословляться в ком-то одном из них? Если «У Господа Бога, небо и небеса небес, земля и все, что на ней», то почему Он «благословил только его — Авраама, и избрал его потомков из всех народов»? (Дварим 10.14).

Авраам задавал себе эти вопросы, но одновременно он верил в то, что говорил ему Бог. Традиция считает, что Авраам с честью выдержал десять испытаний. Наиболее известное из них — жертвоприношение Ицхака: Авраам согласится принести в жертву Богу своего сына, он по слову Всевышнего связал Ицхака и занес над ним нож! В этом поступке все видят беспрецедентный подвиг веры, видят «отстранение этического», отстранение разумного. Но важно понимать, что еще раньше, приняв условия завета, Авраам совершил ничуть не меньший подвиг, бросил ничуть не меньший вызов разуму! Авраам принял волю Всевышнего как данность — и из него вышел народ, принимающий волю Всевышнего как данность. Причем сами евреи так свыклись со своей обособленностью, так свыклись с тем, что они «между народов не числятся», что не замечают в этом поступке Авраама никакого испытания!

Далее в Торе рассказывается о повторном браке Авраама: "И взял Авраам еще жену, именем Кетура. И она родила ему Зимрана и Йокшана, и Медана, и Мидьяна, и Ишбака, и Шуаха. А Йокшан родил Шеву и Дедана. А сыны Дедана были: Ашшурим и Летушим, и Леумим. А сыны Мидьяна: Эйфа и Эйфэр, и Ханох, и Авида, и Элдаа. Все они сыны Кетуры. И отдал Авраам все, что у него, Ицхаку. А сынам наложниц, что у Авраама, дал Авраам подарки и отослал их от Ицхака, сына своего, еще при жизни своей на восток, в землю Кедем. (25:1-6)

Этот эпизод ясно показывает, какой длинный путь проделал Авраам в своих религиозных исканиях. В землю Канаан он пришел вместе с «душами, которые приобрел в Харане», то есть с посторонними ему людьми, которых он обратил в истинную веру. Теперь же, на закате дней, он отсылает из Святой земли собственных детей, лишь бы они были подальше от избранного Богом Ицхака и не примешивались к его миссии! Крепко же вошла в Авраама идея избрания, идея обособленного исключительного союза одного отдельного племени с Богом всех людей. Хорошо же он усвоил, что «внешние» люди не способны принять этот план Всевышнего!

Итак, причина антисемитизма состоит в том, что Бог всех людей действительно исключительным образом приблизил к Себе одно единственное племя, что Он действительно «возвысил его над другими народами»! Причина антисемитизма состоит в том, что «У Господа Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней, но только отцов твоих благословил Господь, и избрал вас из всех народов» (Дварим 10.14). Или как говорится в трактате Шабат (89.а): гора, на которой Израилю была дарована Тора, называется Синай, потому что на той горе сошла ненависть («сина») на народы мира.

Возможные положительные смыслы идеи избрания

Брачная аналогия

  • Содержание раздела: объяснение идеи избрания с помощью брачной аналогии.

Разумеется, идея избрания не является ни абсурдной, ни неизбежно ведущей к зависти и соперничеству. Она обладает зримыми смыслами, которые хотя и не лежат на поверхности, но все же вполне доступны для общей интерпретации. Более того, само Писание предлагает образы, позволяющие в той или иной мере осмыслить парадокс посвящения Богу одного единственного народа.

Например, пророки неоднократно уподобляли Израиль супруге Всевышнего, явно усматривая в союзе Бога с еврейским народом аналог брачного союза: «Я простер крыло Мое над тобою, и покрыл наготу твою, и поклялся тебе, и вступил в союз с тобой — слово Господа Бога — и ты стала Моею» (Иехезкель 16.8-9).

Можно возразить, что и другие народы вступали в аналогичные союзы с местными баалами, но дело в том, что когда они от этих баалов с отвращением отвернулись, то сочли, что единый Бог всех людей совершенно к такой избирательной любви не способен, что Он «выше» ее. Ранее уже приводились «бесспорные» слова Сартра: «Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем,- всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех»[34].

Далее в общей череде примеров такого рода выборов Сартр приводит также и следующий: «Я хочу, например, жениться и иметь детей. Даже если эта женитьба зависит единственно от моего положения, или моей страсти, или моего желания, то тем самым я вовлекаю на путь моногамии не только себя самого, но и все человечество»[35].

Но тогда и в избрании Израиля нет никакого противоречия. Как человек, избирая себе в жены одну единственную женщину, избирает для всего человечества вовсе не ее, а моногамию, так же и Бог, выбрав для Себя один единственный народ, выбирает для всего человечества монотеизм.

Представим себе профессора математики, преподающего в пансионе благородных девиц. Все студентки восхищаются им, все его уважают, все ждут от него слов поощрения, наконец, все благодарны той человеческой поддержке, которую он им непрестанно оказывает. Все идет прекрасно… до тех пор, пока профессор не выделяет вдруг одну из своих студенток, причем не в качестве лучшей ученицы и благовоспитанной девицы, а в качестве… своей невесты!

Решение жениться на одной из студенток, решение радикально выделить эту студентку и приблизить к себе, причем вне всякой связи с ее достижениями в области математики, не может не вызвать возмущения и ропота. Многие студентки язвительно скажут невесте профессора: «Если ты воображаешь, что от того, что ты обручилась с профессором, ты стала лучше знать математику или стала более благородной и благонравной, то знай, что ты ошибаешься».

Все верно. Но и благородным девицам следует согласиться с тем, что стать невестой профессора тоже что-то значит, и заслуживает не только одного презрения.

Хотят народы этого или не хотят, но они призваны осознать, что Всевышний выбрал Израиль, сколько бы мало «логики» за этим не стояло, как сказано: «не по многочисленности вашей из всех народов возжелал вас Господь и избрал вас,… но из любви Господа к вам» (Втор 7:8.).

Между тем определенная логика у этого избрания все же имеется, и это все та же брачная логика. В Мидраше Берешит Раба говорится, что с тех пор как мир сотворен, «Святой, благословен Он, сидит и сочетает пары: дочь такого-то человека — с этим мужчиной». Согласно традиционному пониманию, здесь говорится не только о сочетании брачных пар, хотя и о нем в первую очередь, но и о сочетании вообще всех диалектических противоположностей.

Согласно иудаизму, в основе миротворения лежит продуктивное умножение сущностей, а не их «снятие». В самом деле, брачный «синтез» отличается от синтеза, совершаемого в соответствии с гегелевской логикой, в результате которого на месте двух старых сущностей возникает третья — новая. Так, например, при образовании одного нового чистого вещества два прежних чистых вещества полностью исчезают: натрий и хлор «снимаются» в поваренной соли — NaCl. В брачном же «синтезе» супруги сохраняются в качестве изолированных существ, порождая не андрогинов, а таких же, как они, мужчин и женщин.

Вопреки провозглашенной апостолом Павлом «синтетической» формуле: «Нет уже ни иудея, ни язычника; нет ни раба, ни свободного; нет ни мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галл 3:28), «брачное» разделение на Израиль и народы навсегда остается в силе.

Израиль избирается и отделяется от всего человечества подобно тому, как от Адама была отделена Ева. Согласно Торе, человек был создан не так, как создавались животные, «по роду их» (которых, поэтому великое множество), а по «образу и подобию» Всевышнего (Который Один). В силу своего высокого происхождения человеку вроде бы естественно было оставаться одному, но в Торе сказано: «нехорошо быть человеку одному» (2:18). Всевышний отделил от человека часть, и превратя ее в такое же целое суверенное существо, как и сам человек, «привел ее к человеку» (2:22). Тем самым Всевыщний заложил основание некоторой особенной, брачной логики, которая впоследствии проявилась в избрании Израиля, в разделении мира на святое и будничное.

Разделение на два пола — основа жизни, оно наблюдается практически у всех многоклеточных организмов, но то, что по своей природе таков же и человек, не должно сбивать нас с толку. Эта природа для человека благоприобретенная, а не коренная. Осуществленная Богом операция по рассечению человека («взял одно из ребер его, и закрыл плотию то место. И перестроил Господь Бог ребро, которое взял у человека, в женщину» (2:21) — это в первую очередь удвоение личности, а не просто раздвоение организма. И человек именно потому обрадовался женщине и сказал: «сей раз это кость от моих костей и плоть от плоти моей» (2:23), именно потому «прилепился к ней», что он задуман таким, задуман быть удвоенным, задуман быть вынесенным за собственные пределы, задуман быть разделенным на две тотальности.

Но то, что Всевышний совершил с первым человеком, отделив от него женщину, Он впоследствии совершил и со всем человечеством, отделив от него Израиль. Благословенно все человечество, но в разделенном, в раздвоенном своем состоянии, как сказано: «В тот день Израиль будет третьим Египту и Ашшуру; благословением будут они среди земли, Ибо благословил его Господь Цеваот, сказав: Благословен народ Мой — египтяне, и дело рук Моих — Ашшур, и наследие Мое — Израиль» (19.19-25).

Египет и Ашшур (Ассирия) — были не просто двумя народами, они представляли собой две соперничающие сверхдержавы, представляли собой все (подразумеваемое Библией) человечество. На протяжении истории эти и другие сверхдержавы, действительно, не раз «снимали» друг друга, порождая что-то третье, но это как раз и значит, что будучи третьим Египту и Ашшуру, Израиль является вторым всему человечеству.

Таким образом, в разделении человечества на человечество (народы) и Израиль лежит та же логика, что и в разделении человека на человека и женщину. Это продуктивное разделение, которое призвано пребывать в вечности, и в будущем еще должно быть по заслугам оценено всеми.

Идея первородства

  • Содержание раздела:объяснение идеи избрания с помощью аналогии первородства.

Еврейская традиция сравнивает также избрание («бехира») с первородством («бехор»). В книге Исход (4:23) мы читаем: "Сказал Господь: «сын Мой, первенец Мой — Израиль». Образ этот многое разъясняет в иерархии святости. Положение первенца вне всякого сомнения — выдающееся. В определенном отношении он такой же, как все его братья, но в каком-то отношении он принципиально выше их. Первенец, подобно ледоколу, задает направление движения всей «флотилии» последующих детей. Его авторитет зачастую больше родительского. Ведь с одной стороны первенец все еще такой же ребенок, как и его младшие братья, а с другой — он неизменно восхищает их своей силой и навыками взрослого человека. Хотят того или не хотят родители и младшие дети, но положение первенца необычно: он принадлежит двум мирам — взрослому и детскому. Как бы то ни было, назвав Израиль «первенцем», Всевышний с одной стороны весьма выделил его, а с другой оставил целиком и полностью принадлежащим к общему ряду, к семье «последующих» народов. Первенец как никто другой подходит на роль выделенного, «святого». Вполне закономерно, что Богу посвящается все первородное, и соответственно все «святое» можно расценивать как первородное. Но как святое предполагает будничное, так первородное предполагает последующие рождения.

Рассматривая приведенный отрывок, комментарий Сончино отмечает: «Понятие „первенец“ указывает на то, что все остальные народы также сотворены Всевышним». Ивритское слово «бехор» (первенец), однокоренное слову «бехира» (избрание), требует в этом пункте специального пояснения, что же касается русского и ряда других языков, то на этих языках вообще невозможно назвать единственного ребенка первенцем. В конечном счете, первенца делает первенцем не только его собственное рождение, но также и рождение последующих детей. Как бы то ни было, наименование «первенец» идеально подходит к избранию Израиля, которое решительно отличается от любого типа «духовного превосходства», известного языческим культурам. В самом деле, не только цари и жрецы, но и мудрецы языческих народов первенствуют, в качественном смысле выступая из общего ряда.

Парадокс избрания как парадокс бесконечности

  • Содержание раздела: показать, что еврейская идея избрания не противоречит идее всеобщего человеческого равенства потому что в сфере бесконечного (бесценного) действуют свои законы.

Греческий философ Диоген Лаэртский (II век н. э.) в своем сочинении «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» приводит следующий анекдотический случай: "Однажды Аристипп плыл на корабле в Коринф, был застигнут бурей и страшно перепугался. Кто-то сказал: "Нам, простым людям, не страшно, а вы, философы, трусите? Аристипп ему ответил: «Мы оба беспокоимся о своих душах, но души-то у нас не одинаковой ценности». (8.71). При всем том, что многие были бы не прочь представить этот античный философский анекдот как анекдот «еврейский», или точнее антисемитский, он именно философский, и именно античный анекдот. Древние философы действительно считали себя выше простолюдинов, как греки вообще считали себя выше варваров, и когда Фалес и Сократ, согласно тому же Диогену Лаэртскому (1.33), благодарили судьбу за то, что не родились варварами, то они имели в виду свое расовое превосходство, а не честь выполнения большего числа заповедей, за которое благодарят Бога евреи, и которые первыми в мире предложили аксиому не просто равной ценности, а равной бесценности всех людей.

В самом деле, согласно иудаизму, с одной стороны Адам создан по образу и подобию Бесконечного и Бесценного Бога, а с другой — все потомки Адама именно равны в этом качестве, как сказано: «Адам был создан единственным… ради мира между людьми, чтобы не говорил человек человеку: „Мой отец больше твоего“ и чтобы выразить величие Пресвятого. Ибо человек чеканит много монет одним чеканом и все они похожи друг на друга. А Царь над царями царей отчеканил всех людей чеканом Первого Человека, но ни один из них не похож на другого. Поэтому каждый должен говорить: Ради меня создан мир» (Сангедрин 37а.)

Между тем еврейская традиция вроде бы все же соотносит людей по их «большей» и «меньшей» человечности. Так, рассматривая слова рабби Акивы: «возлюблен человек, что создан по образу Божию», Магараль пишет: « Несмотря на то, что это (человеческое) достоинство в частности присуще Израилю, народы также существуют в образе Адама. Хотя некоторая существенная часть образа человеческого не присутствует у народов, они вовсе не считаются за ничто, и поэтому не сказано: „возлюблен Израиль, что создан по образу Божию“. Когда был сотворен человек — это достоинство имелось у Адама и Ноаха, хотя они не наречены именем Израиль. Но когда Всевышний избрал Израиль, сократился образ этот среди народов. Но в любом случае образ Божий присущ любому человеку, коль скоро он человек, и вопрос этот очевиден»[36].

Что значит, что образ Всевышнего «сократился» среди народов после того, как был избран Израиль? Как это возможно? Каким образом прогресс в каком-то элементе системы может привести к регрессу в остальных? А главное, каким образом может уменьшиться то, что по сути своей является беспредельным?

Этот парадокс прекрасно вписывается в уже предложенный выще образ брачных отношений. До тех пор пока мужчина холост — он невольно обращает внимание на всех свободных женщин и очень многих находит привлекательными. Но когда он сосредотачивается на одной и женится на ней, то прочие девушки в значительной мере теряют для него свою прелесть, и поистине прекрасной он находит лишь свою избранницу. Любящий мужчина не может не называть свою избранницу единственной, он не может не воспринимать ее прекраснейшей; привлекательность других женщин именно «сокращается» для него. Однако у этой исключительности все же имеются вполне четкие и ощутимые границы. В критический момент человек может обнаружить, что его бесценная избранница все же не превосходит своей ценностью всех прочих женщин. Например, если она, оказавшись, не дай Бог, в лагере смерти, не пройдет селекцию, то он не вправе подкупить капо, чтобы тот подменил ее другой девушкой.

Избрание парадоксальным образом умножает ценность бесценного, но парадоксальным образом также и сохраняет его во всей его исходной безграничности. Другими словами, бесценности могут обладать разной мощностью, если воспользоваться терминологией теории множеств. В самом деле, теория множеств показала, что бесконечность бесконечности рознь, и что существуют способы соизмерения бесконечностей через понятие «мощности». Возьмем, например, ряд натуральных чисел (с которым имеет дело арифметика). Он вроде бы бесконечен, и ничего большего помыслить уже нельзя. Между тем существует также и ряд действительных чисел, континуум (с которым имеет дело дифференциальное исчисление). Тут выясняется, что между каждыми двумя членами натурального ряда располагается бесконечное число действительных чисел.

В подавляющем большинстве математических преобразований оперирование бесконечностью никак не будет учитывать ее мощности, но существуют ситуации, в которых эта разность между бесконечностями все же всплывает. В этой связи уместно было бы рассмотреть еще одно парадоксальное высказывание: «Одно из глубочайших принципов управления миром, — пишет Рамхаль, — это разделение на Израиль и народы мира. Со стороны человеческой природы они выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга как два совершенно два разных рода» (часть 1. гл.4.1). Для лучшего понимания этих слов их уместно перефразировать следующим образом: существуют разные по своей мощности бесконечности; со стороны некоторых математических теорий эти бесконечности выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны теории множеств они весьма отличаются. Как бы то ни было, при желании в избрании можно отыскать смысл, можно попытаться понять замысел Творца (заранее признавая, что он неисчерпаем).

Примеры признания идеи избрания христианами

  • Содержание раздела: показать, что адекватное и внумчивое рассмотрение христианами как «ветхозаветных», так и своих собственных источников ведет к признанию вечного избрания Израиля.

Действительно, как встречается немало евреев, которые внемля голосу «здравого смысла» борются с евреями в себе, существует значительное число неевреев из числа христиан, которые не только не испытывают к Израилю ненависти, но и усматривают в его избрании собственное благословение, а в антисемитизме видят род богоборчества.

Так, ксендз Михаил Чайковский в статье «Грех антисемитизма» все называет своими именами: «Откуда же взялся антисемитизм? В чем причина и смысл его существования?… Почему слово „еврей“ до сих пор звучит как оскорбление? По какой причине, еще начиная с эпохи античности и до времён коричневых и красных диктатур, евреев преследовали язычники, христиане, мусульмане и атеисты? Причина антисемитизма находится в самих евреях. Точнее, в том, что веками изолировало их от других народов и культур. Изоляция эта имеет корень в осознании евреями своего избрания Богом, в их служении Закону, в их культе Единого Бога. Именно из этого самосознания и религиозной ментальности родилась не только еврейская религиозная исключительность, но и те социальные и психологические отличия еврейства от других народов, вызывавшие к нему неприязненное отношение неевреев. Итак, главнейшая, основная и глубочайшая причина антисемитизма — религиозная. Можно прямо сказать: причина антисемитизма находится в самом Боге — в отношении к Богу, к призванию и избранию Им еврейского народа. Но монотеизм — это только потенциальная причина ненависти к евреям. Если бы не было нашей негативной или враждебной языческой реакции на него, не возник бы и антисемитизм…. Христианский антисемитизм не что иное, как христофобия. Не могущий открыто выразить свою ненависть к христианству, христианский антисемит неосознанно для себя переносит ее на евреев, родных по крови Основателю христианства. Он обвиняет евреев в том, что они убили Христа. На самом же деле ему хотелось бы осудить их за то, что Он вышел из их среды, что именно они дали Его миру. И это роднит антисемитизм христиан с антисемитизмом нацистским»[37].

Этот взгляд можно признать характерным для самого широкого круга западных христиан конца ХХ-го — начала ХХI-го века. Во всяком случае осознание того, что Израиль — это племя, избранное на все времена Богом всех людей, все более становится верой Церкви.

Так, например, в «Послании французского Епископата» (1969) говорится: «Первый завет не превратился в ветхий под воздействием нового. Он остается его корнем и источником, основанием и обетованием»[38].

Католический теолог Джон Павликовский пишет: «Традиционная концепция, согласно которой Иисус решительно противостоял закону и отменил последний, — концепция, по сути дела, составлявшая ядро всей церковной теологии и проповеди, — оказалась под большим вопросом»[39].

В одном из документов Всемирного Совета Церквей (1988 года) говорится:

«1. Завет между Богом и еврейским народом остается в силе.

2. Антисемитизм, как и любые учения, подвергающие осуждению иудаизм, должны быть отвергнуты.

3. Традиции иудаизма — есть дар самого Бога.

4. Всякое давление, направленное на евреев с целью обращения их в христианство, несовместимо с христианской верой»[40].

В декларации христианских ученых «Священный долг» (2002 год) сказано: «В течение многих веков христиане провозглашали, что иудейский завет с Богом был заменен (вытеснен) христианским заветом. Мы отвергаем подобные притязания и верим, что Бог не отменяет данных Им обещаний. Мы утверждаем, что Бог пребывает в завете и с иудеями, и с христианами»[41].

Можно сказать, что православная церковь в целом сторонится этих начинаний, между тем на частном уровне аналогичное отношение в российской православной среде можно было встретить даже и раньше.

Вот, например, что говорил о евреях святитель Феофан Затворник (1815—1894): «Не раскаивается Бог и не отменяет того, что даровал и кого призвал. Этот народ (еврейский) и есть избранный, имевший особое звание и предназначение, и пользовавшийся столькими благодеяниями и дарованиями: ему дан закон, к нему посланы пророки, для него явлены знамения и чудеса. И после этого возможно ли, чтобы Бог его отверг? Нет, кого избрал Бог, того будет наказывать для исправления, будет лишать милости Своей на время, но окончательно не отвергнет его. Ибо иначе Он и не избрал бы его, если бы предвидел, что он когда-нибудь окончательно сделается недостойным милости Его. Иудеи имели свои недостатки, и имеют. Но из всех народов никто не мог лучше их исполнить намерения Божия о спасении людей. Предвидел это Бог, и избрал их». + Святитель Феофан Затворник «Толкование на 11 главу послания к Римлянам» «Православная церковь и евреи» М 1994 стр 8-9 Церковный историк и богослов А. В. Карташев (1875—1960), бывший в 1917 году обер-прокурором Священного Синода, в статье «Избранные и помилованные» пишет: «Религиозно-положительное, религиозно-любовное отношение к еврейству для христиан безусловно обязательно. В особенности для христиан, не индивидуально, а церковно верующих. Обязательно не в силу морали, совпадающей с понятием гуманности, а по чисто религиозным основаниям. Оно прямой вывод из правильного сознания и ощущения связи Ветхого Завета с Новым… Реализм… приводит к особому, религиозно-значительному восприятию еврейской национальности. Еврей — вот этот самый пейсатый и лапсердачный талмудист, твердящий ежедневно „шема“ — есть, как ни как, „родственник Божий“, пусть отверженный, пусть гонимый и истязуемый Богом по пророчествам, но все же почему-то „избранный“. Этой тайны не смеет отвергнуть ни один христианин, хотя бы самого черного толка, если он с черствой почвы религиозной схоластики хоть один шаг сделает в область ортодоксальной мистики»[42].

На протяжении долгих лет Розанов и Флоренский вели переписку, в которой среди прочего щедро делились самыми неприязненными высказываниями в адрес евреев. Достаточно сказать, что в определенный период оба автора выражали уверенность в виновности Бейлиса. Между тем, даже в рамках этой погромной переписки ("Ничего так не жажду, как погрома и разгрома: «Вон, вон! Вон! Убирайтесь, куда знаете! Никакого другого решения вопроса не может быть») оказалось возможно следующее прозрение: "В конце концов, — вопрос в одном: верим ли мы Библии или нет. Верим ап. Павлу или нет. Израилю даны обетования — это факт. И ап. Павел подтверждает: «Весь Израиль спасется». Не «духовный» Израиль, как утешают себя духовные семинарии, увы не духовный. Ап. Павел ясно говорит о «сродниках плоти» и подтверждает неотменность всех прежних обетований об избранничестве. Мы — только «так», между прочим. Израиль же стержень мировой истории. Такова Высшая Воля. Если смиримся — в душе радость последней покорности. Если будем упорствовать — отвержемся того самого христианства, ради которого спорим с Израилем, то есть опять подпадем под пяту Израиля. Обетования Божии нетленны. Это мы в черте оседлости Божественных предназначений, — мы, а не они. Это мы египтяне, обворовываемые и избиваемые и мучимые; это мы — те, у которых «головы младенцев» «разбить о камень» есть блаженство, и это против себя мы поем в церквах ангельскими голосами «на реках Вавилонских»"[43].

Что же касается Розанова, то к концу жизни он совершенно отказался от своих предубеждений относительно евреев, и написал в «Апокалипсисе нашего времени»: «Живите, евреи. Я благословляю вас во всем, как было время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всем. На самом же деле в вас, конечно, „цимес“ всемирной истории: то есть есть такое „зернышко“ мира, которое — „мы сохранили одни“. Им живите. И я верю, „о них благословятся все народы“. — Я нисколько не верю во вражду евреев ко всем народам. В темноте, в ночи, не знаем — я часто наблюдал удивительную, рачительную любовь евреев к русскому человеку и к русской земле. Да будет благословен еврей. Да будет благословен и русский»[44].

Более того, в какой-то момент появились даже такие христиане, которые видят в поддержании сионизма и государства Израиль свою первейшую религиозную задачу. Так шведский теолог Йоран Ларшон в своей книге «Евреи, ваше величество» пишет: «Давайте не забудем, что когда ученики спросили Иисуса на Елионской горе: „…не в сие ли время. Господи, восстановляешь Ты царство Израиля?“, Он не ответил им. Он только сказал: „Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти“ (Деяния 1:6-7). И Он посылает их как Своих свидетелей подготовить пути для Его царства. В ожидании конечного восстановления мы призваны работать, призваны быть знаками надежды в мире. Вместе с Израилем мы также должны быть живыми свидетелями того, что Бог существует и на Него можно положиться. Когда-нибудь Он ответит на все наши вопросы, исцелит поломанное, восстановит Израиль и тем самым все человечество через Иисуса Христа. Так что нам остается ждать и работать бок о бок с евреями. Ждать и работать ради восстановления Царства Израилева, которое приведет к восстановлению всего мира и всего человечества»[45].

Ссылки

  1. Д.Дюк «Еврейский вопрос глазами американца». М., 2001. http://rus-sky.com/history/library/duke
  2. http://www.portal-credo.ru/site/?act=news&id=44535&topic=569
  3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 5802, оп. 1, ед. хр. 31, л. 419—420. Цит. по Солженицын. «Двести лет вместе», ч.2
  4. http://berkovich-zametki.com/Forum2/viewtopic.php?f=23&t=603
  5. см. «Щит». С.Булгаков, «Сион»
  6. Б.Пастернак «Доктор Живаго», 9:15
  7. А.Гордон «Поверх испанских барьеров» http://7iskusstv.com/2010/Nomer1/Gordon1.php
  8. Л.Поляков «История антисемитизма». Москва-Иерусалим, 1998, том 2, стр 82.
  9. http://lib.ru/POLITOLOG/sf_rus1.txt
  10. М. Гершензон «Судьбы еврейского народа». — «Тайна Израиля», СПб, 1993, стр. 494.
  11. [1] Г. П. Федотов (1886—1951). «Новое на старую тему»
  12. В. В. Зеньковский «На темы историософии». --Сб. «Тайна Израиля». СПб, 1993, стр 433.
  13. Руссо. «Исповедь савойского викария». Цит по: Л.Поляков. «История антисемитизма». Москва-Иерусалим, 1998, том 2, стр 34.
  14. Цит. по: Л.Поляков. «История антисемитизма». Москва-Иерусалим, 1998,том 2, стр 24
  15. И.Кант «Трактаты и письма». М., 1980, стр. 199
  16. [2] Сартр «Экзистенциализм — это гуманизм»
  17. Лев Шестов. Сочинения в 2-х томах. Том 1. М., 1993, стр 517.
  18. Лев Шестов. Сочинения в 2-х томах. Том 1. М., 1993, стр 520
  19. «Антология средневековой мысли», том 1.СПб, 2001, стр.259.
  20. Цит по: Малком Хэй. «Кровь брата твоего». Израиль, 1991, стр. 105)
  21. И.Кант. «Трактаты и письма». М., 1980, стр 197
  22. Л.Поляков «История антисемитизма» Москва-Иерусалим, 1998, том 2, стр 70
  23. Parkes, James. Judaism and Christianity. London 1948 p 167.
  24. «Канонические евангелия» в переводе В. Н. Кузнецовой М., 1993, стр. 198.
  25. [3] А. И. Осипова «Путь разума в поисках истины»
  26. [4] А. И. Осипова «Путь разума в поисках истины».
  27. Бульман. «Иисус»/«Путь». М., 1990, стр 127.
  28. [5] Руслан Хазарзар «Сын Человеческий»
  29. Р.Бульман, «Иисус». «Путь». М., 1990, стр 42.
  30. Р.Бульман, «Иисус». «Путь». М., 1990, стр 45.
  31. Р.Бульман, «Иисус». «Путь», М., 1990, стр 63.
  32. [6] А. И. Осипов «Путь разума в поисках истины».
  33. Лев Шестов. Сочинения в 2-х томах. Том 1. М., 1993, стр 32.
  34. [7] Сартр «Экзистенциализм — это гуманизм»
  35. [8] Сартр «Экзистенциализм — это гуманизм»
  36. Магараль, «Дерех Хаим», 3:14.
  37. [9] Михаил Чайковский, «Грех антисемитизма»
  38. Conference episcopale fracaise. N:10. 1973
  39. Джон Павликовский «Иисус и теология Израиля» Москва 1999. стр 100 (John Pawlikowski «Jesusand the Theology of Israel»)
  40. WCC Consultation, Sigtuna, Sweden. 1988.
  41. [10]
  42. А. В. Карташев «Избранные и помилованные» «Православная церковь и евреи» М., 1994, стр 38
  43. [11] Из письма Флоренского к Розанову от 26-27 ноября 1913 г.
  44. В. В. Розанов «Апокалипсис нашего времени» М 1990 стр 60.
  45. Йоран Ларшон, «Евреи, ваше величество». Иерусалим. стр. 34-35.