Марина Шепелевич●●Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение●Глава 13. О Соломоне
| ← | Книга: Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение Характер материала: Исследование Шепелевич, Марина |
→ |
| Опубл.: 2016. Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия• Публикуется с разрешения автора |
Здесь просто необходимо сказать о Соломоне[1] Жуковском. Елизавета Иосифовна назвала его «олицетворением иудейской общины» Гродно. Он родился и жил в Гродно. Был узником гетто № 1 и жил с семьей Чапников в доме на улице Найдуса,6. Во время одной из акций ему удалось бежать. Его спасители — белорусская женщина Екатерина Кариева и ее муж Ян. Еще до войны Екатерина работала няней в семье Жуковских и как родного полюбила младшего ребенка — Соломона. После войны Соломон, оставшись в живых благодаря няне, работал учителем, жил в небольшой квартирке на улице Ожешко, которая, по свидетельству Ф. Зандмана, была до краев наполнена еврейскими книгами. Соломон отвечал на письма еврееев, которые писали со всего мира, чтобы узнать о судьбе своих родных, живших до войны в Гродно. Эти письма Соломону Абрамовичу передавал горисполком. К тому же именно Жуковский предоставил в горисполком шеститомный сборник «Doсuments Concerning the Destruction of the Jews of Grodno»[2] в качестве доказательства не только геноцида, но даже самого факта проживания евреев в Гродно. (Известно, что всякая память о шестисотлетнем пребывании евреев на гродненской земле уничтожалась.) Эти документы прислал Феликс Зандман, после того как были преданы гласности секретные стенограммы немецких процессов над нацистами. Лишь после этого представитель горисполкома пообещал прочитать и рассмотреть предложение Соломона об установлении мемориальной доски. Прошли годы, но все же ожидания евреев Гродно оправдались…
Историю своего спасения Соломон изложил в дневнике, который вел во время войны, когда его прятала семья няни Кати. В погреб, где он сидел, она принесла тетрадку и карандаш, чтобы юноша не сошел с ума от отчаяния. Дневник написан в форме писем Тайбе и Эстерке, сестрам Соломона, в 30-х годах уехавшим из Гродно в Палестину.
Из дневника Соломона Жуковского
«Лососна, апрель 1943 года
Дорогие мои и нежно любимые сестры, зять и племянники.
Все, все погибли: больше тридцати наших родственников, а с ними несколько сот друзей и десятки тысяч евреев города — всех их отправили туда, откуда никто не возвращался, в Треблинку, недалеко от Малкинии — ужасное место, название которого останется в истории Холокоста. Последний транспорт вышел из Гродно 12 марта этого года, и с того дня Гродно считается Judenfrei (свободным от евреев. — прим. С. Жуковского). В общей сложности было депортировано более 50 тысяч евреев нашего города, включая евреев, согнанных из окрестных сел. Любая попытка скрыться или убежать заканчивалась самой ужасной пыткой, а в конце пулей. На старом кладбище около рыбного рынка (ныне автостоянка на улице Б.Троицкая — М. Ш.) до сих пор лежат груды тел сотен расстрелянных или замученных. В течение полугода только евреев Гродно набралось четыре состава… Все погибли. Только я еще жив. Живу и мучаюсь, так как каждый день и каждый час жду смерти (а может, освобождения). Почему я до сих пор жив, я и сам не понимаю. Оглядываясь назад, могу сказать, что совершил, по меньшей мере, 15 побегов, каждый раз помня о неизбежной смерти. У меня была возможность погибнуть под бомбежкой, под которую я не раз попадал, но я выжил, получив только легкое ранение в ногу…
Пока что я жив благодаря удаче. Во-первых, я имел смелость бежать, во-вторых, у меня был друг-христианин за пределами гетто, который помог мне бежать, и, в-третьих, что самое важное, у меня в этом мире есть моя дорогая Катя. „Бежать“ звучит так просто. Я долгие месяцы готовился к этому. Я изучил все „слабые места“ в колючей проволоке и деревянных заборах гетто (довольно многим я помог бежать через эти заборы в лес). Мне удавалось добывать информацию о том, что происходит в гетто, от еврейских полицейских, таких как Моше Белах, Чернов (дядя Берты) и Моше Александрович. Я выяснил, когда меняется охрана и есть ли среди жандармов такие, кого можно подкупить. У меня был набор различных документов, в кармане всегда имелось несколько сот марок (от мадам Каган — 200 марок, от Чернова — 250, от Боксера — 300) и так далее. Со мной произошел нэс (чудо) (однако чудесам тоже нужно немного помощи с нашей стороны). Не буду сейчас детально описывать побег, потому что это займет, по крайней мере, половину тетради. Короче, я совершил побег сразу после десятой (предпоследней) депортации. Это означает, что сегодня ровно восемь недель с той темной ночи, когда я прибежал к Кате. С большими предосторожностями, чтобы никто не заметил, меня спрятали в картофельном погребе. В моем жилище было две „комнаты“ — сырой темный погреб с четырьмя ящиками, полными картошки, и крошечное пространство у входа, два шага на три, с малюсеньким окошком. В доме обо мне не должны знать ни соседи, ни посторонние, которые часто заходят в дом. Я очень осторожен, потому что расстреляют не только меня, но и Катю с соседями и детьми. Мои ближайшие соседи — это два поросенка. Чтоб они были здоровы. Катя носит мне еду в их посуде три раза в день, как будто она кормит свиней. Сплю я в погребе на картошке. В последнее время я сплю у входа на двух досках и куске фанеры. На улице еще довольно холодно (представьте себе, как было два месяца назад!). Еще идет снег и бывают заморозки. Без Кати я бы замерз. Из старого мешка она соорудила матрас, дала мне старое пальто и старую стеганку, шерстяной платок на голову, пару варежек и маленькую подушку. Разумеется, я и не пытался снять пальто, кроме одного раза, когда Катя принесла мне нижнее белье своего мужа, чтобы постирать мое. Я уходил из дома в страшной спешке и даже носового платка не успел взять с собой.
Дорогая Катенька. Трудно выразить, что она для меня значит. Даже мать не могла бы сделать больше. Беднячка, без земли и без коровы, она заботится обо мне как может. Она делится со мной всем, не только картошкой и хлебом (в гетто хлеб стоил 5-6 марок за килограмм), но даже приносит мне яйца, кусочки мяса и немного молока, а это до сих пор на вес золота. Она заботится обо мне как о малом ребенке, даже ночной горшок выносит каждый день. До рассвета она уже начеку, проверяет, все ли в порядке. Она подбадривает мужа, успокаивает его, так как он боится за себя и детей. Несколько раз в неделю она приносит мне из города газету и всякие ободряющие новости. Она по своей инициативе принесла мне эту тетрадь, со словами: „Тебе так тоскливо сидеть здесь целыми днями. Запиши все, что произошло, для Тайбы и Эстерки. Если я не смогу тебя уберечь, они по крайней мере будут знать, что с тобой было“.
И правда, удастся ли ей меня уберечь — это все еще под большим вопросом. Шансы мои, как и всех скрывающихся, невелики. Почти каждый день прячущихся находят и расстреливают. Например, позавчера поймали Зейдля (Бера) Абрамовича с сыном (братом Гершеля). Он отдал одному христианину десятки тысяч марок, а тот его предал. Есть и другие случаи, когда люди отдавали все свои деньги, а их все равно выдавали жандармам. Так что неудивительно, что мои дни и ночи полны страха. Целыми днями я смотрю в окно на дорогу, не приближаются ли жандармы. Я вздрагиваю от каждого шороха и с рассветом уже на ногах. Если мне кажется, что меня ищут или что жандармы в деревне, я убегаю в лес, иногда на несколько дней. Там я лежу в яме, под снегом и дождем, а ночью возвращаюсь к „себе“, в подвал (я пишу стоя, чтобы одновременно наблюдать за дорогой). Всю эту неделю я провел в тревоге. По глупой случайности меня увидела соседка. Можете представить себе, как я испугался! К счастью, она родственница старика (Яна Кариева) и обещала Кате хранить тайну. Я очень надеюсь!!!
Я так благодарен Кате за тетрадь. Сейчас, даже если со мной случится несчастье, я умру спокойно, зная, что она пошлет тетрадь вам и вы будете знать все обо мне и о том, что мы здесь пережили. А пока я полон терпения, жду и мечтаю. Я много мечтаю. Прежде всего, я мечтаю о битве с проклятым врагом, о партизанах, о парашютистах и о приближении фронта. Если до лета ничего не изменится, я здесь не останусь, уйду в леса к партизанам. Еще я мечтаю вырваться из рук врага и скрыться, и тогда я встречу выжившую Лизу Чапник, и Алиньку, дочь Берты (мы сделали Лизе польские документы и теперь она с малышкой живет в Белостоке), а может, и Гришу Чапника с женой, у которых тоже есть поддельные документы. Я не ожидаю встретить других наших родных. И наконец, я мечтаю о встрече с вами, с моими дядями и тетями, двоюродными братьями и сестрами, с друзьями и знакомыми двоюродных, друзей и знакомых. Я мечтаю об Эстерке, о теплой, сердечной встрече с ней. Среди друзей я надеюсь встретить и Хавку Цукерник. Оглядываясь назад, теперь, когда я делаю этот хешбон нэфэш (подведение итогов), я полагаю, что из множества женщин она оставила самый глубокий след в моей жизни. Вот как далеко заходят мои глупые мечты… Если я умру, вы должны щедро вознаградить Катю и ее мужа за все, что она для меня сделала. Ян и Катерина Кариевы — деревня Лососно, под Гродно. Как бы вы ни отплатили им, это и тысячной доли не составит от того, что она сделала для меня!!».
Ян и Катерина Кариевы удостоены звания Праведников народов мира. Дневник Соломона Жуковского передан Елизаветой Иосифовной в Яд ва-Шем.
