Марина Шепелевич●●Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение●Глава 7. С партизанской бригадой (апрель – июнь 1944)

← Глава 6. В антифашистском комитете Белостока (январь 1943 – апрель 1944)

Книга: Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение Характер материала: Исследование Автор: Шепелевич, Марина

→ Глава 8. Белосток освобожден (сентябрь 1944 – август 1945)

Опубл.: 2016. Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия•  Публикуется с разрешения автора

Глава 7. С партизанской бригадой (апрель – июнь 1944)

Весной 1944 года в леса Супрасли прибыла группа советских партизан, совершив пеший переход из лесов Липичанска, где воевали ранее. Это была партизанская бригада имени Кастуся Калиновского. Командовал бригадой подполковник Войцеховский Николай Калистратович, комиссар — Е. Г. Осипов, начальник штаба — С. В. Чудинов. Сформировалась она так: в апреле 1943 года была десантирована из Москвы в район Налибокской пущи группа для укрепления партизанского движения. Вскоре к группе десантников стали присоединяться люди, и возник партизанский отряд имени Кастуся Калиновского. Партизанская бригада была образована 5 ноября 1943 года на базе ранее существовавших партизанских отрядов и носила название «Пролетариат», 20 декабря 1943 года ее переименовали в бригаду имени Кастуся Калиновского и передислоцировали в район Белостока. Бригада причислялась к соединению генерал-майора Ф. Капусты и к моменту перехода в район Белостока делилась на четыре отряда: «Звезда», «Комсомол Белоруссии», «26 лет Октября», «Имени героя Матросова». Еврейский отряд «Форойс» влился в бригаду, а его бойцы были распределены по двум отрядам: «Звезда» и «26 лет Октября». «Сначала мы все обижались, что комбриг так поступил, — вспоминает Елизавета Иосифовна, — но потом, гораздо позже, через много лет мы поняли, что это было большим достижением. К „западникам“ относились с большим подозрением, но Войцеховский не побоялся принять „западников“, он даже во главе одного из отрядов (имени Кастуся Калиновского) поставил Алексея Карпюка, „западника“. В остальных отрядах евреев разоружали, отводя им роль лишь обслуживающего персонала».

В задачу бригады также входило установление связи с белостокскими подпольщиками. По имеющимся данным, адреса белостокских подпольщиков командиру бригады Н. К. Войцеховскому передал Казимир Дзержинский, родной брат Феликса Дзержинского. Он также подробно информировал о сложившейся военной обстановке в Белостоке. Командование бригады (командир Войцеховский, начальник штаба Чудинов, комиссар Осипов) создало объединенный антифашистский комитет, куда вошли все подпольные группы Белостока: польская, белорусская, русская, немецкая ячейки и еврейские девушки-связные. Председателем объединенного антифашистского подпольного комитета Войцеховский назначил Лизу.

Из отчета Лизы Чапник: «В конце апреля месяца 1944 г. в район Белостока прибыл штаб бригады имени К. Калиновского во главе с ее командиром подполковником тов. Войцеховским. Руководитель подпольной антифашистской организации г. Белостока тов. Чапник была вызвана в лес комбригом Войцеховским. На первой беседе был <…> утвержден состав антифашистского комитета, в который вошли: председатель комитета тов. Чапник Л. И., члены комитета Руд А. А., Ружицкая М., Гроссман Х., Винницкая Б., Белицкая Х., Бурдзинский Б., между которыми были распределены обязанности и составлен план работы на ближайшее время, по выполнению которого даны конкретные указания».

После того как связь между белостокским подпольным комитетом и штабом партизанской бригады была установлена, расширились задачи, стоящие перед белостокскими подпольщиками. Важным делом подпольщиков стала разведка, снабжение партизан боеприпасами, медикаментами, топографическими немецкими картами. С приходом советских партизан расширились и возможности белостокских подпольщиков: они смогли осуществлять небольшие диверсии на электростанциях и железной дороге благодаря оснащению, которое доставляли партизаны. Подпольщик Александр Лонинкин работал инженером на электростанции под Белостоком и подготовил план взрыва. Лиза принесла ему корзину, в которой находилось взрывное устройство. Сверху для маскировки лежала булочка. Они встретились в парке, Лиза угостила Александра булочкой, он взял корзину и отправился на электростанцию. Взрыв не разрушил электростанцию полностью, но причинил большой ущерб. Для подготовки очередной диверсии подпольщики получили несколько магнитных мин с часовым механизмом. Мины имели вид изящных бонбоньерок с шоколадом. С помощью этих мин взорвали бензоколонку и несколько автомобилей.

Однажды Н. К. Войцеховский поинтересовался у Лизы: «Как ты думаешь, можно пригласить в лес для встречи немцев Шаде и Буссе?» Лиза ответила, что надо попробовать. Комбриг объяснил, что есть задание для немецких антифашистов. «Буссе и Шаде взяли бричку, положили туда винтовки, компасы, карты, отрезы материи. Шаде, как директор текстильной фабрики, решил сшить для партизан одинаковую форму. Легенда была такова: они едут в деревню купить продукты. Я их переводчица, так как они не знают польский. Они очень нервничали и не хотели показать, что нервничают: им было неудобно, что я, молодая девчонка, не боюсь, а они боятся. Чтобы скрыть свое волнение, они разговаривали с лошадью: „Вот, мол, приедем в деревню и купим что надо, и тебе достанется“. Внезапно появился патруль, попросили показать документы, спросили, куда едут и кто с ними. Артур Шаде изложил подготовленную версию. Вдруг патрульный спросил: „А что в бричке?“ Артур быстро нашелся — угостил немцев очень дорогими сигарами и вручил им красивый портсигар. Те тотчас забыли о своих вопросах, и мы благополучно миновали патруль.

Партизаны уже ждали нас: они побрились, были в форме. И Шаде, и Буссе потеряли дар речи. Рядом, в Белостоке, дислоцированы танки, самолеты — целая армия, а под боком другая армия — партизаны. В Белостоке были развешаны устрашающие плакаты с изображением партизана — бородатого бандита с ножом и лицом Илья Эренбурга, а здесь они увидели этих „бандитов“! Когда немцы пришли в себя, выложили то, что принесли с собой. Комбриг изложил задачу: какие нужны карты, какие данные. Бригада должна была двигаться в Пруссию. Шаде изъявил желание остаться в лесу, но Войцеховский ответил: „Но вы нужны там!“.

В мае 1944 года пришел приказ из Москвы: привлечь к сотрудничеству польских партизан и воевать вместе против общего врага. По заданию Н. К. Войцеховского я осуществляла эту задачу.

Задание было очень сложным, начался длительный путь поиска контактов. Кто-то из руководителей польских ячеек (то ли Лёрек, то ли Несмялек) вывел на руководство Армии Крайовой. Я не помню точно, кто дал мне адрес штаб-квартиры Армии Крайовой, может быть, Лисовский. Но я хорошо помню, как добралась до штаб-квартиры Армии Крайовой. Для того чтобы попасть в него, мне нужно было пройти несколько секретных мест, одним из которых был платяной шкаф с убранной задней стенкой. Я оказалась в другой комнате.

Ни в коем случае нельзя было показать, что я еврейка. Я сказала, что происхожу из старинного польского рода и моих родственников в 39-м году советская власть сослала в Сибирь. Интерес ко мне сразу возрос. К тому же „аковцы“ были заинтересованы в сотрудничестве с советскими партизанами, потому что надеялись с их помощью освободить своих товарищей, которых арестовали немцы во время одного из восстаний. Подготовленная мной версия была такова: „Моя тетя Марина живет в небольшой деревне около Белостока, и я часто навещаю ее. В последний раз, когда я была у нее, советские партизаны пришли к ней ночью и попросили немного мяса и взяли овцу. Моя тетя Марина накормила их. Они сказали ей, что собираются на запад, в Пруссию, атаковать фашистского зверя. Марина поняла, что они хотят, чтобы другие антифашисты присоединились к ним“. Представитель Армии Крайовой спросил меня, могу ли я снова увидеть советских партизан, и, когда я сказала, что полагаю, что они придут к тете, чтобы взять одну из овец, представитель Армии Крайовой попросил меня организовать встречу с советскими партизанами. Я организовала такую встречу трех членов Армии Крайовой — один из них был главным — с Войцеховским, командиром партизанской бригады. После обсуждения они решили вместе двинуться в сторону Пруссии для борьбы с немецкими фашистами. После этого более трехсот вооруженных польских партизан воевали вместе с бригадой Войцеховского».

Из отчета Лизы Чапник: «В Белостокской области действовали польские партизаны, но последние враждебно относились к советским партизанам. Комбриг товарищ Войцеховский поставил своей задачей скоординировать деятельность польских партизан со своей бригадой в целях <…> борьбы с фашистскими захватчиками. После больших усилий, преодолев ряд трудностей, сломив недоверие, товарищи Чапник, Винницкая Б. организовали встречу комбрига Войцеховского с представителями польских партизан. Впоследствии мы видели совместную борьбу польских партизан с бригадой имени К. Калиновского в районах Кнышин, Осовец».

По указанию комбрига Войцеховского подпольщики вели работу в националистических организациях, в частности, Лиза и Бронка внедрились в польскую националистическую организацию Белостока. Девушки передавали необходимые сведения, собирали их нелегальную литературу, которая направлялась в штаб партизанской бригады.

Для связи с руководством партизанской бригады был разработан секретный шифр, ключ к которому имелся только у двух человек: у командира бригады Н. К. Войцеховского и у Лизы. Из Белостока в лес, где дислоцировались партизаны, вел Наполеоновский тракт. Подбитый советский танк, находившийся на тракте, служил местом, где Лиза оставляла донесения для партизан, когда не было возможности попасть непосредственно в лес. Дорога к танку пролегала через полигон, где немцы упражнялись в стрельбе. Лизе приходилось через полигон ползти, и, бывало, над головой свистели пули.

Лиза ползком преодолевала это расстояние, держа во рту «вальтер». Однажды вместе с Лизой преодолеть это расстояние пришлось Ивану Орлову, офицеру Красной Армии, возглавлявшему группу белорусских антифашистов. Он часто давал Лизе важную информацию о том, когда немецкие солдаты направлялись из Белостока в лес для карательных операций. «Орлов достал пулемет и винтовку. Вместе с Орловым мы решили принести их партизанам. Я назначила встречу с партизанами возле разбитого танка на Наполеоновском тракте. Сначала мы принесли пулемет и винтовку в дом женщины, которая жила рядом с шоссе. Муж этой женщины, польский коммунист, погиб. Она (ее имя стерлось из памяти) ненавидела немцев и вела себя совершенно бесстрашно. Шоссе вело к Наполеоновскому тракту. Ночью мы вышли из дома и отправились в лес. На шоссе не было ни одного человека. Я несла большую коробку, а Иван коробку гораздо больше и тяжелее. Мы ползли через полигон очень медленно из-за тяжелых коробок. Иногда они, взрослые люди, офицеры Красной Армии, не выдерживали этого отрезка пути ползком через полигон. И вдруг он говорит: „Марыся, если ты сейчас не разрешишь мне закурить, я умру“. С ума сошел! Я ответила: „Умирай, но сигарету ни в коем случае, вон видишь танк, там немцы“. Это всегда было очень трудно — переползти через этот полигон. Мы продолжали ползти и через некоторое время мы достигли подбитого танка и встретились с партизанами».

Неутомимость и бесстрашие Лизы в борьбе с фашистами изумляли ее товарищей по подполью. Когда она спала? Когда отдыхала? Несколько раз в неделю она ходила в лес: выйдя сразу после работы, должна была утром следующего дня снова быть на работе. Она нашла себе место в кустах, где ей удавалось немного поспать по дороге из леса. Казалось, ее жизнь состояла только из этих переходов в лес и обратно, выполнения тяжелейших заданий, добывания стратегически важных сведений для наступавшей Красной Армии. Мужество Лизы не могло не поражать. Но не только за это ее любили товарищи, ведь часто бездумная смелость пугает. Нет, смелость Лизы имела цель, этой цели она подчиняла себя, ради нее жила. Она хотела отомстить за свою погибшую семью. К тому же девушка была принципиальной и умела отстоять свое мнение. Каждое слово — как меткий выстрел, который попадает в цель. При внешней твердости Лиза была доброй, заботливой и преданной делу. Не той добротой, которая готова всем услужить, но той, которая преобразует обстоятельства, находит выход из, казалось бы, безвыходных ситуаций. «Не помню когда, но был очень большой переход через Неман, и ребята очень хотели курить, а комбриг сказал: „Остановка будет только тогда, — а поскольку я была одна хрупкая девушка, — когда Надя скажет, Карл Маркс скажет, что она устала, тогда сделаем передышку“. И вот эти громадины… Володя-ленинградец отозвал меня и спросил: „Скажи, я никому не расскажу, Марыся, откуда у тебя силы берутся? Откуда?“ А я ему ответила, хорошо это помню: „У тебя в Ленинграде, ты приедешь, мама, папа, сестры и брат. А у меня никого, всех убили. Так я хочу что-то делать. Скоро будет землянка, и там спать будете, а мне еще идти в Белосток“. Потому что я пришла только на ночь передать данные. Очень просто. Это я хорошо запомнила. А эта громадина… А я стою, девчонка, бледная, еле держалась…

Карлом Марксом меня прозвали за отстаивание справедливости. Они меня так назвали, знаете почему? Я девчонка, а они все громадины, и, когда они рассказывали: „Марыся, сегодня мы взяли в этой хате то-то и то-то“, я говорила: „А вы хоть спросили, когда хлеб забирали, останется у них что-то? Эти люди должны ведь сами тоже кушать, вот, кто вы такие, бандиты или партизаны?“ Так они назвали, говорили: „Вот, сегодня приходит Карл Маркс“. А Карл Маркс… это было мое прозвище.

У нас не было страха, мы ничего не боялись. Каждая хотела идти на задание первой, еще один день — и все кончено. Мы уже всех потеряли. В лесу этого не понимали, те, у кого остались семьи на востоке. Им не пришлось пережить ужасы гетто, не знали про Понары, Варшаву, Гродно, Белосток… Взрослые мужчины боялись ходить в лес, а мы ходили в одиночку. Врач отряда поднял вопрос, что ходить ночью в лесу по одному опасно для психики. Нам предлагали ходить по двое, но мы отказывались: если засада, погибнет кто-то один — остальные останутся, чтобы сражаться.

Бывали, конечно, и моменты, когда можно было отвлечься от страшной реальности, оглядеться вокруг. Виктор Романцевич, адъютант комбрига Войцеховского, часто встречал меня у подбитого танка около Наполеоновского тракта. Он знал в лесу все — не только каждую тропинку, но и, можно сказать, каждую травинку. Он рассказывал мне о каждом растении. Я удивлялась, откуда он так хорошо все знает. В ответ Романцевич сказал, что он здесь вырос, и добавил: „Я тебя, Марыся, научу не только как различать растения, но и как определять возраст деревьев“».

Выписки из дневника секретаря Белостокского горкома ВЛКСМ тов. Скрынника И. (велся во время войны, расшифрован в августе 1944 года Верой Чистовой. Иван Скрынник был также десантирован из Москвы и отвечал за комсомольскую работу во всей Белостокской области).

«Имелось три организации, это было сделано после первой встречи, то есть 3 мая. Были даны задания и прочее.

В организации имеется 12 комсомольцев, которые по возможности оформляются в организации. Возможно, необходимо создание комитета, чтобы кто-нибудь работал непосредственно в народе. Эта возможность есть, если учесть, что Надя (то есть Лиза. — М. Ш.) работала членом пленума Гродненского горкома комсомола и теперь официально живет [в городе], но работает подпольно и является вдохновителем организации. Думаю ввести ее в состав горкома и 14620 632 (шифрованный код. — М. Ш.) командира. Вообще комсомольских работников и понимать не хотят. Когда была зима и они ложили головы, это было хорошо.

До чего энергична Надя! Ходит одна ночью по лесу, идет с оружием в город, всех обманывает, проводит своих. У нее достаточно отваги, преданности и энергии. А сколько она прошла и перенесла! Когда рассказывает о[бо] всех, ее глаза горят гневом. <…> Она готова к мщению, и глаза наполняются слезами. Это герой-подпольщица, такими надо было воспитать нашу молодежь. Мы бы ворочали горы. Таких, как она мало, но еще есть, которые готовы на все, это и есть комсомольцы».

Лиза и Иван встречались в расположении партизанской бригады, где Лиза получала от него новые задания. Однажды Иван признался Лизе в том, что никогда не мог представить, что во главе комитета может стоять такая хрупкая, худенькая девушка. Иван Скрынник вскоре погиб во время одной из операций.

Руководство партизанской бригады тепло относилось к девушкам — те проводили вместе с партизанами праздники, когда уезжали из города якобы в деревню, комбриг Войцеховский даже разработал кодекс поведения партизан, когда девушки находились с ними в лесу, и называл их ласково «девчата». В апреле 1944 года Войцеховский решил написать письмо подпольщикам Белостока, понимая, какая опасность постоянно сопровождает их и какую неоценимую помощь те оказывают и партизанам, и регулярным войскам. Вот выдержки из его письма: «Дорогие друзья! …Боец, не щадя жизни, идет в атаку… Рабочие не уходят из цехов фабрик и заводов до тех пор, пока не окончат программы. Партизаны бьют врага с тыла. Борется весь народ. Вы, дорогие друзья, тоже включились в борьбу… Благодарю вас от всей души, от всего личного состава и штаба за помощь… Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Делайте так, чтобы у врага земля горела под ногами. На нашей стороне правда. Активнее в борьбу, смелее в бой. Смерть немецким оккупантам! До свидания. С коммунистическим приветом, командир партизанской бригады имени К. Калиновского Н. Войцеховский».

Девушки, воодушевленные поддержкой, написали ответное письмо и продолжали бороться.

Алексей Карпюк

В это же время, то есть после прихода партизанской бригады, Лиза познакомилась с Алексеем Карпюком. «Впервые я встретилась с Алексеем недалеко от моего дома в Белостоке. Мы вместе должны были явиться в штаб партизанской бригады к Н. К. Войцеховскому. Алексей был одет в мундир немецкого офицера. Он выучил несколько фраз на немецком языке. По дороге в лес, в основном, я задавала вопросы. Алексей рассказал о своей группе ребят, большинство из них были из его деревни. Он рассказал, как попал в плен и как убежал из плена, о своем земляке Дмитрии, который стал заместителем командира партизанского отряда. Алексей сказал, что привез из Германии хорошую пишущую машинку. Я сразу же попросила дать ее взаймы, чтобы печатать листовки. Дорога в лес была длинная и трудная, надо было проползти через немецкий полигон.

Когда только добрались до партизанского отряда, сразу встретились с командиром отряда полковником Войцеховским. Алексей пожаловался, что, пока мы с ним шли в отряд, он мне все рассказал и о себе, и о своем отряде, и о своих планах, даже пообещал дать мне немецкую пишущую машинку, а я ему ничего о себе не рассказала. Николай Калистратович Войцеховский тут же заметил: „Ведь Марыся настоящий разведчик, а мы с тобой, Алексей, разведчики ‘никакие’, вот и все“».

Как уже упоминалось, комбриг Войцеховский назначил Карпюка командиром одного из отрядов, входивших в состав партизанской бригады. Лиза контактировала с ним не только как с одним из боевых товарищей: Алексей стал ее другом, защитником, единомышленником.

Хочется с благодарностью отметить, что в атмосфере предвзятости или равнодушия Алексей смог четко обозначить свою позицию по «еврейскому вопросу» и, похоже, никогда ее не менял. В деревне, где родился Алексей и жила его семья, было много антисемитов. Мать Алексея тоже стала проявлять антисемитские настроения, хотя даже не знала, как выглядят евреи. Когда Алексей сказал, что «наша Марыся тоже еврейка», она настолько разозлилась, что даже побежала за Алексеем побить его. Она не могла поверить, что хороший, добрый человек мог быть евреем.

Вспоминает Елизавета Иосифовна: «Один из самых молодых партизан был гармонистом. Его семья жила недалеко. Он часто ходил домой и рассказывал маме о партизанской жизни, походах, операциях и о партизанах. Он также рассказывал о подпольщиках и обо мне. Мама заинтересовалась и просила сына пригласить меня в гости. Позже он рассказал мне, что долго не решался передать ее просьбу, так как шла война, и он считал, что я откажусь пойти в гости. Однако я, конечно же, согласилась, поскольку помнила гостеприимство своей мамы. Алексей (Карпюк) также был приглашен, и мы пошли. Несмотря на войну, было много гостей, родственников и друзей. Была очень теплая и гостеприимная обстановка. Все очень интересовались жизнью подпольщиков и задавали много вопросов. Алексей, как всегда, беспокоился обо мне и старался сделать так, чтобы я чувствовала себя удобно и комфортно в новой для меня деревенской обстановке».

В сентябре 1944 года уже после освобождения Белоруссии Лиза и Алексей были приглашены в штаб-квартиру советских партизан на заседание руководства партизанского движения. Во время торжественного обеда поднялся один из генералов и сказал, что евреи не воевали, а только по кустам прятались. Оскорбленная Лиза в знак протеста встала и покинула торжество. Вместе с ней вышел и Алексей. Другие партизаны подошли к Лизе и сказали: «Да ладно тебе, что ты обращаешь внимание на какого-то генерала-пьяницу!»

Лиза ответила: «Если вы хотите сидеть за одним столом с пьяницей — сидите, а я не буду».

Алексей был единственным, кто принципиально поддержал Лизу и вышел вместе с ней. Они отправились гулять по Минску и нашли Артура Шаде, находившегося под домашним арестом.

После освобождения Белостока сотрудники НКГБ переправили Артура Шаде в Минск, где он в течение двух месяцев находился под домашним арестом, пока не закончилось расследование и не было установлено, что он действительно являлся активным антифашистом. Вместе с Артуром была и Мина Кизельштейн: она не бросила Шаде в трудное для него время.

Вспоминает Елизавета Иосифовна: «Шаде сказал мне, что сотрудники НКГБ похитили документ, подтверждающий его антифашистскую работу в Белостоке. Я написала новый документ, но, когда я приехала к полковнику Н. К. Войцеховскому, он отказался подписать документ. Я возмутилась и сказала: „Когда вы нуждались в Шаде, он помогал вам. А теперь, когда он нуждается, вы отказываетесь“. Войцеховскому стало стыдно, и он сказал мне по секрету, что его предупредили не подписывать никаких документов для Шаде. В конце концов Николай Калистратович подписал новый документ и послал его в Берлин».

В сентябре 1944 года Алексей попросился на фронт, хотя уже месяц отучился в Гродненском учительском институте. В армию Алексей пошел вместе с Хайкелем Паесом, другом Лизы еще с довоенных времен. «Вот, я их познакомила, сказала, чтобы друг другу помогали и смотрели друг за другом. Действительно, они очень подружились, к Берлину подошли вместе, в одной дивизии, по-моему, воевали. Оба остались в живых и после войны рассказали мне о своей армейской жизни».

Дружба эта оказалась настолько крепкой, что, несмотря на то, что из-за антисемитской политики Гомулки Хайкель уехал из Польши в Швецию и его семья живет там и даже на то, что и Хайкель, и Алексей (светлая им память) уже покинули наш мир, их дети поддерживают тесные отношения.

В составе 756-го стрелкового полка 150-й Идрицкой дивизии 3-й ударной армии Белорусского фронта Алексей воевал на территории Польши и Германии, был дважды ранен, восемь месяцев находился в госпиталях и даже представлялся к званию Героя Советского Союза. Во время службы вел переписку с Лизой и Аней, те сообщали ему новости и звали на учебу в Москву в институт дипломатических отношений. В конце войны во время Берлинской операции Алексей был тяжело ранен. Пять осколков снаряда остались у него в легких до конца жизни. Родители Алексея получили письменное уведомление из армии о героической смерти сына. Отец Алексея, Никифор, пришел к Лизе ночью с армейской бумагой. Он плакал, а Лиза повторяла: «Это невозможно, это невозможно». Она была уверена, что Алексей жив и находится в госпитале, потому что буквально перед этой похоронкой получила от него письмо.

Алексей Карпюк лечился в госпитале в Познани, там он вернулся к дневнику, который начал вести, когда был командиром партизанского отряда. В его книге «Фронтовой дневник» есть такая запись от 21 июля 1945 года:

«Вечером. У меня много друзей? Кажется — нет. Комбриг Н. Войцеховский? Недостаточно с ним знаком. Тех двух-трех месяцев, в которые мы виделись в партизанах, совсем мало. По-моему, у Николая Калистратовича недоверие еще немного осталось… Володя Артюх. Не расстреляли ли его немцы в Барановичах? Очень возможно: лет десять просидел в польской тюрьме за коммунизм. Володя Колесник. Какой он сейчас? Четыре года назад был чудесным… Ефим (Паас) — молодец! Чуть не забыл вписать Зину, но и она из моих лучших друзей.

Самая главная пока что для меня — Маруся (Лиза Чапник) со своей группой. Правда, все они слегка романтизируют дружбу. Временами и фантазируют излишне. Вообще, они пристанище в моей жизни, куда заезжаю отдохнуть морально да набраться сил, чтобы двигаться дальше.

Остальные друзья — так себе друзья, только чтобы провести время, обменяться информацией».

После демобилизации Алексей вернулся в Гродно, продолжил учебу в учительском институте, стал писателем, и даже знаменитым. Все послевоенное время поддерживал связь с бывшими еврейскими подпольщицами. Елизавета Иосифовна с семьей часто приезжала из Рязани в родной город, почти каждый год, и всегда встречалась с Алексеем Никифоровичем. О нем она вспоминает с благодарностью: «Алексей Карпюк — героический солдат, партизан, много сделал после войны. Когда я приезжала в Гродно, мы встречались, он всегда сопровождал меня на могилу родителей моего мужа — Машевицких. Это героический, мужественный, очень порядочный человек. Исключительно порядочный человек».

Пройдут годы, и об Алексее Карпюке будет написано следующее: «Белорусский писатель, общественный деятель. Награжден орденом Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й и 2-й степени, медалями, золотым крестом польского ордена „Virtuti Militari“, заслуженный работник культуры БССР (1980). Лауреат литературной премии СП БССР имени И. Мележа (1986) за книгу „Современный конфликт“, лидер свободомыслящей интеллигенции Гродно в 1960-1980-х гг. Поддерживал контакты с писателями-диссидентами в СССР. Член Союза писателей. Возглавлял Республиканский музей атеизма и истории религии в Гродно (признан одним из самых национальных по духу музеев Белоруссии советского времени). Хотя большую часть жизни был убежденным коммунистом, никогда не отдавал преимущества идеологии перед идеалами общечеловеческими. Его произведения — лучшее, что было написано про Гродно и Западную Беларусь».

Вот так кратко можно представить длинную жизнь человека, просто важно, что именно захотят рассказать о тебе потомки. Многие гродненцы помнят Алексея Карпюка как человека активной и смелой гражданской позиции, а нам хочется добавить еще одну важную деталь к его благородному облику: он был другом евреев и прошел проверку на человечность и в этом трудном для многих людей вопросе.

Вот такая «почти гродненская история».

Карта

Наступило лето 1944 года. От командования партизанского соединения поступило задание выяснить расположение немецких войск в Белостоке. Отто Буссе достал подробную тактическую карту Белостока. Все антифашистские группы собрали точную информацию о местоположении всех стратегических точек: артиллерийских позиций, аэродромов, замаскированных танков, минных полей, полиции, гестапо, промышленных предприятий — и отметили на этой карте. Ее подготавливали на Хорощанской. Лиза передала эту карту Н. К. Войцеховскому, и партизаны переправили ее в штаб дивизии Красной Армии, которая освобождала Белосток. В характеристике, выданной Лизе штабом партизанской бригады, говорится: «В период наступления РККА комитетом был послан за линию фронта план, и 21 июля 1944 г. командир соединения 3-й армии получил его, дав хорошее одобрение за эту работу».

Освобождение Белостока близилось, и это было понятно всем. Лиза и еще одна подпольщица по имени Ледка (вероятно, член антифашистского комитета Леокадия Добровольская) подходили к молодым немецким солдатам и говорили: «Зачем вам оружие, ведь скоро все закончится?». Солдаты отвечали, что они отдали бы, но нет гражданской одежды, а солдат без оружия быть не может. Лиза и Ледка приносили им брюки и пиджаки, а взамен получали ружья и автоматы.

Антифашисты также сохранили Белосток от больших разрушений. Было известно, что немцы перед отступлением взрывают все, что может иметь значение для армии или экономики. Девушки повесили предупреждающие знаки: «Внимание! Эпидемия!» — на важных зданиях, и немецкие саперы боялись в них входить. Так были спасены некоторые предприятия и лучшие здания города, в том числе шесть больших домов на улице Парковой.

Как только части РККА завязали бои на окраинах города, в центре уже появились красные флаги, лозунги, которые писала Аня Руд на чердаке одного из домов, приветствующие воинов-освободителей.

Благодаря мужеству белостокских подпольщиков красноармейцы взяли город практически без потерь.