Юлий Кошаровский●●Мы снова евреи●Глава 10
| ← | Книга: Мы снова евреи Характер материала: Исследование Юлий Кошаровский |
→ |
| Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия |
Не много найдется в нашей долгой истории событий, в которых так тесно переплетались бы страх перед новой катастрофой и безудержная радость спасения, ликования и триумфа. Победа над многократно превосходившими силами противника, вооруженными и обученными мощной сверхдержавой того времени, возродила прерванную галутом связь времен, и на некоторое время евреи вновь предстали перед миром в своей древней роли бесстрашных воинов и мудрых полководцев.
Шесть июньских дней 1967 года сломали множество мифов, старательно лепившихся на протяжении тысячелетий — мифов, создающих отталкивающий облик галутного еврея, несущего вечное наказание. Эти мифы рассыпались под напором фактов, вызывавших изумление, смешанное с религиозным трепетом. В Шестидневной войне Б-г без сомнения был на стороне евреев.
Шла холодная война. Советский Союз находился на вершине военной мощи и мирового влияния и был полностью на стороне арабов. В Египет и Сирию потоком шла современная военная техника, советские военные специалисты и инструкторы, экономическая помощь. По мере ее поступления усиливалась агрессивная риторика президента Египта Гамаля Абдель Насера, считавшегося многими лидером арабского мира. «Когда мы войдем в Палестину, — вещал Насер из Каира, — вся ее почва будет пропитана кровью. Наша ближайшая цель — усиление арабской военной мощи, наша общенациональная цель — уничтожение Израиля».
Сирийские атаки с Голанских высот на израильские кибуцы вызвали ответный удар: 7 апреля 1967 года израильтяне сбили в воздушном бою шесть сирийских МИГов, после чего ввели вооруженные силы в демилитаризованную зону. Нисколько не сомневаясь в победе арабов, Советский Союз счел момент подходящим для развязывания крупного вооруженного конфликта. 13 мая советская парламентская делегация посетила Каир и информировала египетских лидеров о том, что Израиль, якобы, сконцентрировал от 11 до 13 бригад вдоль границы с Сирией. Концентрация сил в комментариях советских парламентариев предназначалась для того, чтобы в течение нескольких дней начать войну и свергнуть революционное сирийское правительство. Советская дезинформация по замыслу ее составителей должна была подтолкнуть Египет к совместной с Сирией конфронтации с Израилем.
Насер интерпретировал предоставленную ему информацию как сигнал о том, что время для атаки созрело, и Советы его поддержат. Это позволило ему занять еще более агрессивную позицию. 15 мая, в день девятнадцатой годовщины независимости Израиля, египетские войска двинулись в Синай и начали дислоцироваться вдоль израильской границы. 16 мая Насер потребовал вывода расположенного в Синае чрезвычайного контингента ООН. Генеральный секретарь У Тан согласился с требованием Насера без обсуждения этого вопроса на Генеральной Ассамблее. Это было прямое нарушение условий, в соответствии с которыми Израиль возвратил Египту контроль над Синайским полуостровом после Синайской войны 1956 года. Предполагалось, что войска ООН не позволят Египту вновь закрыть Тиранский пролив или начать террористическую войну с Синая. 18 мая сирийские войска заняли боевые порядки вдоль Голанских высот.
23 мая Египет закрыл Тиранский пролив для всех израильских и иностранных кораблей, направляющихся в Эйлат, что также нарушало условия освобождения Синая и гарантии свободного судоходства через Тиранский пролив, данные Израилю Соединенными Штатами в 1956 году. У Израиля появилось законное право для начала военных действий («Казус Белли»). Блокада перекрывала Израилю единственную линию связи с Азией и поставки нефти из Ирана, главного поставщика Израиля в то время.
Насер прекрасно понимал, какого рода давление он оказывает на Израиль. На следующий день после введения блокады он вызывающе заявил: «Евреи угрожают войной. Мой ответ им — добро пожаловать! Мы готовы к войне».
30 мая король Иордании Хусейн подписал с Египтом договор о совместной обороне, согласно которому Иордания присоединялась к египетско-сирийскому военному союзу, существовавшему с 1966 года, и предоставляла свои вооруженные силы по обе стороны от реки Иордан под египетское командование.
4-го июня к военному союзу Египта, Сирии и Иордании присоединился Ирак. Президент Ирака Абдул Рахман Ареф заявил по этому поводу: «Существование Израиля является ошибкой, которая должна быть исправлена. Сейчас у нас появилась возможность смыть позор, с которым мы живем с 1948 года. Наша цель ясна — стереть Израиль с карты мира». Вооруженные силы в арабских странах были мобилизованы. Армии Кувейта, Алжира, Саудовской Аравии и Ирака выделяли воинские части и вооружения для египетского, сирийского и иорданского фронтов.
Это было страшное время. Ход событий на Ближнем Востоке набирал огромный разрушительный потенциал. Нервной дрожью прокатилась по еврейской диаспоре волна тревоги за судьбу молодого и еще не окрепшего еврейского государства — неужели еще один Холокост? Тревога быстро переросла в волну солидарности с Израилем, всколыхнувшую всю еврейскую диаспору и значительную часть западного мира. Наиболее мощный резонанс эта тревога вызвала в американском еврействе. Резервисты Армии обороны Израиля и еврейские добровольцы штурмовали самолеты, чтобы вылететь в Израиль и сражаться на его стороне.
Докатилась волна солидарности и за железный занавес. В условиях тоталитарного полицейского государства граждане изолированы от внешнего мира, объективная информация труднодоступна, а публичные проявления чувств невозможны. Но есть радио и умение читать между строк, и сотни тысяч советских евреев прильнули к радиоприемникам, пытаясь пробиться сквозь советские глушилки к западным «голосам».
Как повело себя в этих условиях советское правительство? Оно выступило с угрозой прямой военной интервенции, если какая-либо держава попытается активно помочь Израилю.
Дальше была война, продолжавшаяся всего шесть дней, и в этом было что-то символическое. Я помню ее как во сне… Мы жили в то время в Свердловске, крупном промышленном городе, расположенном на восточном склоне Уральских гор. Последние недели перед войной и во время войны я не мог думать ни о чем ином. Помню, меня буквально сразил комментарий одного телевизионного обозревателя. Он заявил, что Израиль это чужеродное тело на Ближнем Востоке, что у него нет шансов выжить, и необходимо смириться с тем, что он исчезнет… Не то, чтобы я много знал тогда об Израиле, но там нашли убежище люди, пережившие Холокост… а комментатор злорадствовал над тем, что судьба готовила этим людям еще одну страшную катастрофу.
В первый день войны газеты сообщили, что арабы сбили 72 израильских самолета, на второй день — тоже вроде этого, а я думал про себя: Боже праведный, сколько же у Израиля самолетов, на сколько дней их хватит? Советская пропаганда явно радовалась «успехам» арабов. На третий день, не выдержав советского злорадства, я соорудил большую антенну на крыше нашей пятиэтажки, направил ее торцом в сторону станции глушения, чтобы уменьшить помехи, и ночи напролет слушал «голоса».
Израиль, оказывается, побеждал. Советская пропаганда тоже сменила тон. На третий день государство, которое всего две недели назад Советы приговорили к смерти, стало «НАГЛЫМ АГРЕССОРОМ». Разворот был настолько резкий, ложь настолько явной, что в это отказывались верить не только евреи. За этот день я повзрослел на много лет. Никогда раньше я не чувствовал себя евреем сильнее, чем в тот момент, никогда раньше я так остро не ощущал, что страна, в которой живу и на которую работаю, является врагом моего народа. Шестидневная война помогла открыть эту страшную правду.
«Советский Союз был настолько уверен в быстрой победе арабов и склонен верить арабской пропаганде, дававшей фальшивые репортажи о бомбардировке Тель-Авива и разгроме израильтян, что представитель Советского Союза в ООН Николай Федоренко получил инструкции блокировать любую резолюцию о прекращении огня. Советы хотели дать арабским государствам возможность полностью воспользоваться плодами своей победы. На третий день, когда выяснилось, что их протеже потерпели полное и сокрушительное поражение, советское руководство испытало настоящий шок и стало крикливо требовать в ООН немедленного прекращения огня. Оно также развернуло против Израиля и сионизма кампанию ненависти и клеветнический измышлений такой беспрецедентной злобы, которую можно было объяснить только в терминах политической паранойи. Советский Союз порвал с Израилем дипломатические, экономические и культурные отношения и представил его в качестве основного орудия мирового империализма. Премьер Косыгин был отправлен в ООН, чтобы организовать поддержку резолюции, осуждающей Израиль за „преднамеренную и спланированную“ агрессию против арабов. В своей речи Косыгин обвинил Израиль в чудовищных преступлениях и фашистской жестокости. Советский Союз призвал к судебному преследованию израильских лидеров как военных преступников, „чьи деяния превосходили преступления нацистов“.
Это была топорная, но ядовитая пропаганда, и, подобно нацистской пропаганде, на значительную часть местного населения она действовала, пробуждая в нем антисемитские инстинкты.
В результате войны Израиль занял Газу, Синайский полуостров, Западный берег реки Иордан и Голанские высоты. Израильская территория выросла в три раза, и под прямой израильский контроль попало дополнительно около миллиона арабов.
Израиль не стремился к присоединению земель. Его интересовали защищаемые границы. 19 июня, через 8 дней после подписания соглашения о перемирии, правительство национального единства Израиля приняло единогласное решение о возврате Египту полуострова Синай (без Газы), а Сирии Голанских высот в обмен на мирные соглашения, демилитаризацию Голан и свободное плавание через Тиранский пролив. Израиль готов был также к переговорам с Иорданией относительно урегулирования на восточной границе. Однако, на арабской встрече в верхах в Хартуме было принято решение не вести с Израилем переговоры, не подписывать с ним мирных соглашений и не признавать его существование.
Судьбоносный период перед, во время, и непосредственно после Шестидневной войны оказал огромное влияние на еврейскую общину Америки. После трех недель страха и тревожного ожидания, после шести дней победоносной войны американские евреи заполнили синагоги, чтобы выразить свою благодарность. Некоторые говорили о чуде, о сигнале Всевышнего. Американское общественное мнение стояло на стороне Израиля, единственной демократии на Ближнем Востоке. В то время как американская армия увязла во Вьетнаме, а коммунизм утвердил себя в Восточной Европе, сокрушительная победа Израиля давала ощущение утешения: его победа воспринималась как победа самой Америки. В глазах американцев евреи вышли из этой войны популярными героями.
Для самих евреев эта победа значила много больше, чем просто героизм: она стала водоразделом в современной еврейской истории. Эта война позволила евреям еще раз, теперь уже в положительном смысле, осознать общность национальной судьбы. Она помогла им осознать также то, что теперь эта судьба связана с государством Израиль. Для многих американских евреев Шестидневная война стала поворотным пунктом в их национальном сознании: она изменила не только то, как они воспринимали Израиль, но и то, как они воспринимали самих себя. С окончанием войны Израиль стал их религией, высшим объектом их политики, филантропии и паломничества, и в качестве такового новым источником их лояльности и солидарности.
„ Шестидневная война создала в среде американского еврейства и его руководства такое чувство открытой гордости и еврейской идентичности, которые позволили еврейской общине рассмотреть возможность открытой, без ущербности и самооправданий, общественной кампании в поддержку советских евреев. В этом смысле война 1967 года была действительно психологическим водоразделом“.
Не меньший эффект Шестидневная война оказала на советских евреев.
„Я рос с раздвоенной душой, — рассказывал мне активист сионистского движения, Иосиф Бегун.- Я понимал, что я еврей, и меня это… тяготило. С другой стороны, в доме царила атмосфера благоговейного отношения к еврейству — для мамы это было очень важно. Я находился в такой постоянной раздвоенности. Помню, когда во втором классе в начале года учительница записывала в журнале национальность учеников, это была для меня страшно унизительная процедура. Когда она меня вызвала, у меня язык не повернулся сказать, что я еврей. Я сказал, что я белорус. И некоторое время в журнале было записано, что я белорус. Мне было ужасно стыдно… Если бы у меня была возможность стать русским в то время, когда я был еще темным… я им наверное стал бы. Когда я стал более-менее понимать что к чему, это ощущение прошло. К Шестидневной войне я был уже вполне гордым евреем, и эта война помогла мне принять решение уехать“.
— Сколько лет вы проработали на Колыме? — спросил я Виталия Свечинского.
— Я уехал оттуда в 1967 году. После тюрьмы проработал еще восемь с половиной лет вольным… Я вернулся сразу после Шестидневной Войны. В день начала войны я шел по парку в Магадане, смотрю — стенд с „Правдой“ стоит, перед ним народ: опять Израиль, опять агрессор… Я тоже встал… и вдруг почувствовал — я не могу здесь больше жить… это же несерьезно… ну чем я занят? Зачем я прожигаю свою жизнь?
— Как на тебя повлияла Шестидневная война? — спросил я Бориса Айбиндера.
— Я полностью разочаровался в Советском Союзе. Я понял, что в нем вряд ли можно что-то изменить, и… что это не мое дело в нем что-то менять. Нас там не хотят, мы там чужие, пусть они сами это делают. С другой стороны, есть на свете страна, где живут евреи… Ну, и конечно подъем, эйфория после 1967 года…»
Шестидневная война перевернула души многих советских евреев. Она, без сомнения, перевернула мою жизнь. Слишком сильно было все это…тревога, триумф, пропаганда, откровение…
Мир вокруг стал меняться. Куда-то исчезли антиеврейские анекдоты, на нас стали смотреть иначе, мы стали смотреть на себя иначе. Еврейство больше не было каиновой печатью, в нем появилось достоинство. Пятый пункт волшебным образом поменял знак с сильного минуса на такой же сильный плюс и стал источником внутренней радости и гордости.
Процесс проходил быстро и сопровождался колоссальным выбросом национальной энергии. Тысячи и тысячи пассионариев национального возрождения начинали свой путь, отталкиваясь от этой черты, постепенно находя друг друга и тех, кто начал раньше их.
Александр Солженицин писал: «И при таком-то назревавшем самосознании советских евреев — грянула и тут же победно унеслась, это казалось чудом, Шестидневная война. Израиль — вознёсся в их представлениях, они пробудились к душевному и кровному родству с ним… вырастал новый и уже необоримый взрыв еврейского национального сознания… Горечь, обида, озлобленность, неверие в будущее накапливались, чтобы наконец прорваться наружу и привести к полному разрыву с (этой) страной и (этим) обществом — к эмиграции».
Антиизраильская и антисемитская пропаганда продолжала раздражать и ранить, но в ней чувствовалась беспомощность советского руководства в ситуации, которую оно создало собственными руками: подобно тому, как победа Израиля во всем мире воспринималась как победа Запада, поражение арабов воспринималось как поражение Советского Союза.
— Яша, — обратился я к Якову Кедми, — 11-13 июня, на следующий день после окончания войны, ты заявил об отказе от советского гражданства…
— 13 июня, — ответил он, — Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Израилем, а я в этот день разорвал свои отношения с Советским Союзом.
