Юлий Кошаровский●●Мы снова евреи●Глава 26

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск

Книга: Мы снова евреи
Характер материала: Мемуары
Автор: Кошаровский, Юлий
Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия
Гл. 26. Налог на образование и поправка Джексона-Ваника

Дальнейшая борьба активистов сионистского движения и отказников разворачивалась на фоне глобального процесса разрядки напряженности, в котором так удивительно совпадали интересы двух сверхдержав. Растущие цифры эмиграции не могли, однако, скрыть того факта, что число отказников постоянно увеличивалось, и их страдания продолжали расти.

«За завесой цифр и слов о свободной эмиграции находимся мы, кому в этом праве отказано, — обращались отказники Киева к народу Америки (Белая книга исхода январь-июнь 1972 года № 2). — Мы живем в Советском Союзе против нашей воли, законы этой страны нас больше не защищают. Нам угрожает заключение за посещение синагог, за поминовение замученных и убитых в Бабьем Яру и Варшавском Гетто. Большинство из нас уволены с работы, мы не знаем, кто решает нашу судьбу, и что нас ждет в дальнейшем. Частые угрозы ареста со стороны государственных чиновников, запугивающие статьи в газетах и передачах по радио создают вокруг нас атмосферу психологического террора. У нас отняли право жить, и нам не дают возможности уехать. Мы обращаемся к вам, людям великой страны, в этот трудный для нас час. Помогите нам».

Поток писем из самых разных мест Советского Союза шел в адрес еврейских организаций и в Белый Дом. В этих письмах было все: и крик души, и вопль отчаяния, и мольба, и призыв о помощи.

«Наиболее возмутительная демонстрация беззакония проявляется в избирательном и произвольном предоставлении разрешений на выезд в Израиль, в особенности в течение последних месяцев… Лица с научными степенями, представители элитных профессий или занимавшие престижные должности безжалостно дискриминируются… Секретность используется для произвольной выдачи отказов широкому кругу лиц от уборщиков до ученых и без ограничения времени» (Белая книга стр. 12). Отказники, исчислявшиеся уже тысячами, должны были служить пугающим примером для всех остальных, в особенности тех, кто сам задумывался об эмиграции.

С осени 1970 года начали распространяться слухи о возможности введения налога на образование. Власти пытались использовать в свою пользу тот факт, что в развитых капиталистических странах высшее образование платное и стоит немалых денег, и рассчитывали поэтому, что сам по себе налог не должен вызвать значительных протестов на Западе.

Через два месяца после визита президента Никсона в Москву советское руководство сочло момент подходящим. 3 августа 1972, без какого бы то ни было официального объявления, в ОВИРах были вывешены ценники на специалистов — от 4,500 рублей за обладателя гуманитарного диплома до 12,000 рублей за обладателя диплома университетского. Кандидатам наук предписывалось дополнительно платить 5,100 рублей (1,700 рублей за каждый год обучения в аспирантуре), а докторам наук — 6,400 рублей. Все это, естественно, сверх тех 900 рублей, которые взимались за каждого взрослого члена семьи (за отказ от гражданства и выездную визу). Это выглядело, как ценник коммунистического невольничьего рынка.

Здесь, по-видимому, уместно напомнить, что в течение двух месяцев, предшествующих введению налога на образование, Советский Союз посетили три высокопоставленных арабских делегации. С восьмого по тринадцатое июня 1972 года (через восемь дней после окончания советско-американского саммита) в Советском Союзе с официальным визитом находился Азиз Сидки, премьер-министр Египта. С пятого по восьмое июля в Москве проходил советско-сирийский саммит с президентом Хафезом Асадом. И, наконец, с семнадцатого по двадцать седьмое июля в российской столице вел переговоры глава ООП (Организации освобождения Палестины) Ясер Арафат. Не исключено, что зигзаги советской эмиграционной политики, помимо жестких идеологических установок, были вызваны воздействием столь разнонаправленных сил. Постановление Верховного Совета о введении налога на образование было официально опубликовано лишь 27 декабря 1972 года. И здесь трудно удержаться от упоминания о визитах в декабре двух высокопоставленных арабских военных делегаций: сирийской во главе с министром обороны Мустафой Тласом (седьмого декабря) и иракской во главе с министром обороны Хаммадом Шехабом (двадцать пятого декабря).

Натив быстро получил необходимую информацию о новом налоге и переправил ее в США — в «ЭЙПАК» для ознакомления с ней американских законодателей, и в «Национальную конференцию» — для еврейского истеблишмента.

Леонард Шроетер, посетивший Советский Союз в сентябре 1972 года, писал (ссылка:"On education tax Report from Jewish Leadership in the Soviet Union", Leonard Schroeter sept 5 72):

«Во всех четырех городах (Москва, Ленинград, Рига, Минск) еврейские лидеры говорили мне, что переживают сейчас наиболее трудное время. Они связывают это с недавним визитом президента Никсона… Было усилено глушение иностранных радиостанций… Интенсифицировались усилия по изоляции советского населения от любого контакта с иностранцами. Широко распространенные допросы в КГБ, отлючение телефонов активистов, начатые еще до визита, еще более расширились после его окончания».

Вывод в отказных кругах напрашивался сам собой: Никсон, президент страны, которая десятилетиями боролась за соблюдение прав человека во всем мире, предал их. Для него продажа пшеницы оказалась важнее человеческих прав, и его визит в Советский Союз обернулся для отказников настоящей катастрофой. Активисты были убеждены, что только массированное политическое и экономическое давление на советские власти может вынудить их ослабить преследования и отменить налог на образование.

КГБ, судя по всему, полагал, что стремление президента Никсона к разрядке намного весомее неприятностей, связанных с налогом на образование. Советские власти также рассчитывало на то, что созданная после визита американского президента благоприятная атмосфера взаимоотношений между двумя сверхдержавами крайне осложнит еврейскому истеблишменту активный протест против нового налога — из опасения быть обвиненными в противодействии положительной динамике развития советско-американских отношений. В конечном счете они ошиблись.

Возможно, что налог на образование не вызвал бы таких протестов, если бы Советы в очередной раз не подвело чувство меры. Они ввели для советских евреев налог, рассчитанный по западным стандартам, совершенно нереальным в условиях советской нищеты. Еврейский мир был в ярости. Вопрос «платить или не платить?» недолго стоял на повестке дня.

Активисты сионистского движения в Советском Союзе также были категорически против оплаты налога — при любых обстоятельствах. «На Запад ушел протест десяти видных ученых отказников во главе с членом-корреспондентом академии наук профессором Биньямином Левичем, в котором подчеркивалось, что постановление о новом налоге превратит образованных евреев в рабов двадцатого века. Пятьсот советских евреев послали письмо протеста секретарю ООН и просили поставить вопрос о свободе выезда на Генеральной Ассамблее»(Код Натив 395).

Мы понимали, что цель налога состояла в том, чтобы создать непреодолимые препятствия на пути выезда образованной части советского еврейства. Если бы евреи были в состоянии оплачивать этот налог (семья Левичей, например, должна была выплатить по нему более 100, 000 рублей, что составляло около 70 годовых инженерных зарплат), они ввели бы дополнительные платы либо ограничения. Налог также ставил перед еврейской молодежью два тупиковых выбора: учиться и не иметь возможности выезда из-за высокого налога, или не учиться, и стать легкой добычей армейской службы с последующей секретностью и невозможностью выезда. И что можно было говорить в этих условиях о возможности получения образования детьми отказников?

Поток протестов из Советского Союза в связи с новым налогом быстро нарастал. Параллельно с ним росло количество акций протеста на Западе. Они широко освещалось в средствах массовой информации.

«Русские думали, что они очень умные, — вспоминает генеральный директор Национальной Конференции Джерри Гудман (инт. Автору), — После отъезда Никсона они ввели налог на образование. Мы были в бешенстве, советские евреи были в бешенстве. Мы заявили публично: „Господин президент, вас предали. Они лгали вам, господин президент“. Никсон сам чувствовал, что его „подставили“ — подождали, когда он вернется, чтобы на уровне эйфории от успешной встречи ввести налог. Мы занялись мобилизацией конгрессменов. Еврейские члены Конгресса и Сената всегда были первыми в таких случаях. Они привели с собой остальных. У некоторых, как у Джека Кемпа из Нью-Йорка, были еврейские избиратели, другие с симпатией относились к борьбе советских евреев и теме свободной эмиграции, некоторые присоединились исходя из своих антисоветских убеждений. Причин, по которым люди присоединялись к протесту, было много… Нас поддерживало также рабочее движение, которое было настроено антисоветски.»

На самом деле ситуация в области высшего образования в Советском Союзе была несопоставимой с таковой на Западе. Там существовала система банковских займов, которые в дальнейшем погашались (как, например, в США). Когда студент брал ссуду в частном банке, оговаривались условия ее возврата — он знал, на что идет. Или студенты получали стипендии от фирм, заинтересованных в их дальнейшей работе. Если специалист отказывался от работы в фирме, предоставившей ему стипендию, он должен был вернуть полученные от нее средства (ФРГ). Препятствий для выезда за границу ссуды не представляли. В отдельных странах, например США, в случае выезда на постоянное жительство за границу, необходимо было вначале рассчитаться с банком, предоставившим кредит. (Морозов 161 из справки предоставленной Председателем КГБ Андроповым для А.Кириленко 19.03.1973).

Образование в Советском Союзе было бесплатным. На молодого специалиста накладывалось единственное обязательство — отработать три года в тех учреждениях, которые определяло для него государство. Не существовало никакого законодательного акта о выплате затрат на образование при выезде за границу. Таким образом, юридически налог на образование был противозаконным. Попытки советского правительства представить дело таким образом, что с переездом в другую страну гражданин терял (ретроактивно) право на бесплатное образование и поэтому обязан был возместить его, выглядело нелепо. Новое постановление было несостоятельно как с точки зрения предыдущей практики выезда, так и в силу своего ретроактивного характера.

Было достаточно очевидно, что введение налога не было попыткой получить экономическую компенсацию — рубли в Советском Союзе печатались в необходимом количестве, а цены устанавливались и контролировались государством. О какой-то компенсации можно было бы говорить, если бы она поступала в твердой валюте (нечто подобное в виде подушной подати существовало в расчетах за алию между Израилем и Румынией), но ввиду крайне антиизраильской позиции СССР такое представлялось маловероятным.

Введение налога стало частью общего наступления советских властей на сионистское движение. В ответ Советский Союз получил Поправку Джексона-Ваника, связавшую привилегии, получаемые по соглашению о торговле, со свободной эмиграцией. Идея связать свободу эмиграции с экономикой была более чем рискованной для советских граждан, поскольку с точки зрения властей превращала ее приверженцев в сторонников экономического саботажа против Советского Союза. Только отчаянные условия могли вынудить еврейских лидеров выступить с такой инициативой. Умудренный опытом Натив поддерживал Поправку, но при этом призывал отказников не выступать с громогласными заявлениями.

Нехемия Леванон вылетел в Вашингтон, как только ОВИР стал требовать выплату налога. «Я встретился с руководством „Национальной конференции“, — пишет он(Код Натив 396), — поддержал их решение в качестве первого шага обратиться в Белый Дом и в МИД, но не был уверен, что там они получат сильную поддержку. Я встретился также с генеральным директором еврейского лобби в Конгрессе Саем Кеннаном и рассказал ему об опасностях, которые угрожают алие в том случае, если указ о выкупе будет введен в действие. Он тут же взялся за дело, переговорил с несколькими влиятельными сенаторами и предложил Мори, помощнику сенатора Рибикова, собрать для обсуждения помощников других сенаторов. Мори собрал этот форум».

Тогда еще не было текста налога, он появится только в конце декабря.

— Кто по-твоему первым в Союзе попытался связать эмиграцию с экономикой? — спросил я Володю Слепака (инт. Автору).

— Кирилл Хенкин, — ответил Володя уверенно. — Кирилл в свое время был советским шпионом на Западе, потом вернулся и стал диссидентом. Я был первым, кто услышал от него эту идею.

— Хенкин еврей?

— Наполовину. Его отец был оперным певцом в Париже, а мать — российской княгиней из эмигрантов. Он Сорбонну кончал.

— Как вы сформулировали идею?

— Мы предложили связать эмиграцию с экономическими отношениями, больше ничего. Голая идея была вначале. На нее откликнулся Лу Розенблюм, президент «Юнион» («Объединение советов»).

В интервью своему сыну Даниэлю Луис Розенблюм подтверждает это утверждение, но не в отношении Поправки Джексона-Ваника (инт. Лу Розенблюма).

Даниэль: Сенатор Джексон и конгрессмен Ваник пришли к этому самостоятельно, или получили предложение со стороны?

Луис: Вполне возможно, что какая-то группа им предложила, однако я не знаю какая.

Даниэль: Но это не была ваша организация «Объединение советов»?

Луис: Нет. Мы направили нашу энергию на экономическое давление другого рода — бойкот. Кампания Пепси-кола, незадолго до этого заключившая торговое соглашение с Советским Союзом, стала нашей главной целью. Акции бойкота начались в декабре 1972 года и продолжались по всей стране в течение многих месяцев. Но мы были рады, когда два уважаемых законодателя, Джексон и Ваник, выступили авторами Поправки, у которой были такие «крепкие зубы». Мы тут же стали их горячими сторонниками. Нехемия Леванон пишет (Код Натив стр. 399), что возмущенный налогом на образование сенатор Джексон попросил своего молодого помощника Ричарда Перла проработать вопрос о возможности борьбы с налогом. Перл вынес вопрос на форум, специально созданный для этой цели по инициативе Сая Кеннана, директора ЭЙПАК.

— «American-Israeli Public Affaires Committee» — профессиональная организация, лоббирующая интересы Израиля в Вашингтоне). Версия Леванона перекликается, но лишь частично, с историей, рассказанной мне бывшим директором «Национальной конференции» Джерри Гудманом.

— Как вы пришли к идее поправки?- спросил я Джерри Гудмана (инт. Автору)

— Сай Кеннан пригласил меня в Вашингтон и устроил встречу с некоторыми людьми: Ричардом Перлом из офиса сенатора Джексона, Марком Талисманом из офиса конгрессмена Ваника, людьми из офисов еврейских сенаторов Джавица и Рибикова. Сай Кеннан научил меня многому… Я никогда не забуду, он научил меня вещам, о которых я сам никогда не догадался бы спросить. У нас сложилась отличная команда, что-то вроде группы мозговой атаки. Вместе мы были силой. Если нам нужен был консультант, я приводил людей из академии. Я никогда не забуду советологов Мориса Фридберга и Айба Брумберга. Они были хорошими евреями, и мы включили их в наш коллектив. Мы сидели и обсуждали ситуацию.

— Сколько человек входило в вашу группу?

— Число менялось, и люди менялись, но, как правило, одновременно нас было не более дюжины. Это были Билл Кори из «Бней-брита», Фил Баум из «Американского еврейского конгресса», Егуда Хеллман из «Конференции президентов», Сай Кеннан из «ЭЙПАК» — он хорошо разбирался в законодательстве и знал Вашингтон, Марк Талисман и Ричард Перл из штата сенатора Джексона, Мори Амирай, работавший у Рибикова. Так сложился наш «еврейский заговор» — группа людей с высокой мотивацией, распологавшихся в правильных местах (смеется).

— Идея поправки родилась в этой группе?

— В некотором смысле… В первоначальном виде она принадлежит молодой женщине, работавшей у конгрессмена Берта Бортеля из Бруклина и бывшей членом группы. Я к сожалению не помню ее имя. Сенатор Джекоб Джавиц был первым, если память мне не изменяет, кто выразил эту идею публично. Он выступал на собрании, устроенном нью-йоркским отделением «Конференции в поддержку советских евреев» и говорил там о связи эмиграции и торговли. Идея, судя по всему, родилась на форуме мозговой атаки — Перл, Талисман, эта молодая женщина и Сай Кеннан. Они вызвали меня в Вашингтон проверить идею, и она мне понравилась, очень понравилась. 26 сентября мы собрали чрезвычайную встречу руководящего ядра «Конференции», чтобы выработать решение в отношении налога. И тут Ричард Перл звонит мне и говорит: «Генри Джексон хочет прийти и выступить на вашей встрече». Я переговорил с нашим председателем Ричи Массом, и мы решили — пусть выступает. На встрече было 125 человек, но мы ни с кем больше не советовались. Это было недемократично, но что мы могли сделать? Обсуждать? Голосовать?.. Я никогда этого не забуду!

Встреча была в здании «Бнай-Брита». Джексон пришел и развернул перед нами детали Поправки, относительно которой мы в общих чертах пришли к соглашению на форуме. У нас было много споров — да, нет, некоторые возражали. Те, кто поддерживал Никсона, пытались смягчить формулировку. Но когда есть такой сенатор, как Джексон! Он сам был сыном иммигрантов и говорил нам о своих норвежских родителях: «Я знаю, каково это — найти новый дом». Грубый захват нацистами Норвегии оставил у него глубокие следы. В 1945 году он посетил лагерь смерти Бухенвальд сразу после его освобождения.

В пятидесятые годы начали распространяться рассказы о Холокосте, и люди говорили о том, чтó американцы могли сделать и чтó они должны были сделать, и это повлияло на многих членов Конгресса. Возвращаясь к нашей встрече: на следующий день, 27 сентября, мы одобрили предложение Джексона подавляющим большинством. Так начиналась борьба за Поправку Джэксона-Ваника. Лишка самым определенным образом поддерживала Поправку, абсолютно! Она снабжала нас информацией, которую мы не могли получить нигде больше. Она всегда была в деле.

— Это было только начало, борьба за Поправку продолжалась несколько лет.

— Ты знаешь, много лет спустя кто-то спросил меня, смогли бы мы сделать это снова? Я ответил честно: «Не думаю». Почему я так ответил? Потому что в то время силы истории, звезды и планеты, выстроились в правильном порядке. С нами было рабочее движение, настроенное антисоветски. С нами был Никсон, который хотел детант, но чувствовал себя обманутым. С нами был Джексон и целая группа депутатов Конгресса. Все выстроилось правильно.

«Национальная конференция в поддержку советских евреев» была создана по инициативе Натива таким образом, чтобы в ней объединялись усилия крупнейших американских организаций. До Поправки Джексона-Ваника Конференция занималась в основном разъяснительной работой в еврейском и нееврейском мире и лоббированием протестов против преследований советских евреев и ограничения их эмиграции. Приняв решение поддержать Поправку, Конференция впервые вышла на путь преимущественно политической борьбы. (Вильям Кори стр. 98) Проблемы эмиграции, отказников и узников Сиона стали частью наиболее чувствительных взаимоотношений между двумя сверхдержавами, и американские законодатели буквально конкурировали между собой за право активно участвовать в этой борьбе.

Сенаторы Джексон и Джавиц посетили Советский Союз и встречались с отказниками. Один из участников этой встречи, Эйтан Финкельштейн, вспоминает:(инт. Автору):

«Они боролись между собой за право взять это знамя в свои руки. Ведь одно время главным защитником советских евреев считался Джекоб Джавиц. Он был еврейским знаменем. Это был хороший и добрый еврей, говорил на идише, такой невысокий сдержанный старичок. На моих глазах Джексон сказал ему примерно следующее: „Ты еврей, тебе неудобно, ты не можешь. Отдай это знамя мне. Я буду бороться за них, как лев“. И так оно и было. То, что Джавиц был евреем, действительно было недостатком. У него был какой-то еврейский комплекс, он побаивался Советов, переоценивал их. Этим, правда, страдал не только Джавиц. На Западе до Рейгана никто не понимал, что советский монолит уже давно треснул. Мы это чувствовали и всегда говорили об этом Нехемии, но Нехемия так и остался в плену представлений двадцатых годов».

Надо отдать должное сенатору Джексону, он боролся за евреев не корысти ради, а во имя принципов, в которые верил. Он представлял в Сенате штат Вашингтон с незначительной долей еврейского населения, и никто не мог заподозрить его в погоне за еврейскими голосами.

27 сентября 1972 года, после того как идея поправки была одобрена на руководстве Конференции, сенатор Джексон впервые заявил о ней в Сенате. Он говорил о намерении представить к обсуждаемому закону о торговле поправку, связывающую экономические преимущества, предусмотренные законом, с соблюдением прав человека, и, прежде всего, с правом на свободу эмиграции. Никсон и Киссинджер встретили это заявление в штыки. Их аргументация сводилась к тому, что Поправка станет помехой прекращению холодной войны, вызовет обратный эффект в отношении эмиграции и сделает положение советских евреев еще более опасным.

Началась борьба за Поправку, продолжавшаяся более двух лет. Интересы администрации президента Никсона, добивавшейся скорейшей ратификации «Закона о торговле», столкнулись с непреклонной позицией группы сенаторов и конгрессменов, не готовых предоставлять статус наибольшего благоприятствования стране с нерыночной экономикой, не соблюдавшей права человека и только что введшей варварский указ, узаконивавший своего рода интеллектуальную работорговлю двадцатого века. Над активистами сионистского движения и отказниками, мечтавшими лишь о выезде на историческую родину, задули ветры глобальной политики. Они вдруг ощутили себя в центре сложнейшей борьбы, природу которой далеко не всегда понимали. Активисты выдержали испытание. Несмотря на продолжавшиеся преследования и аресты они продолжали выражать поддержку Поправке Джексона-Ваника.

19 сентября 1972 года активисты вышли на демонстрацию в приемной Верховного Совета, где в это время проходила сессия Верховного Совета. Они намеревались вручить петицию протеста против налога на образование. Во время этой акции были задержаны тридцать один человек. Часть задержанных отпустили, а остальных осудили в административном порядке — от штрафа до пятнадцати суток. («Хроника текущих событий» № 27 откябрь 1972 года). В тот же день группа евреев попыталась устроить голодовку протеста на Центральном телеграфе. Два участника демонстрации, Слепак и Маневич, были приговорены к 15 суткам. (Exit visa Colin Shindler p. 41)

В Вашингтоне продолжалась мобилизация сенаторов на поддержку Поправки. В начале октября у сенаторов Джексона и Рибикова было уже тридцать два сторонника. Сенатор Джавитс, в начале не поддержавший Поправку, без нужды, по его мнению, задевавшей администрацию Никсона, присоединился к ее сторонникам после того, как она была немного модифицирована. Вместе с ним к сторонникам Поправки присоединилось еще тридцать сенаторов. Потом число сторонников выросло до семидесяти шести, что составляло более трех четвертей сената.

Параллельно продолжалась мобилизация голосов в Палате представителей. К январю 1973 года Чарлза Ваника поддержали 144 депутата. После активной кампании поддержки Поправки со стороны избирателей, рабочих союзов и некоторых религиозных групп, к началу февраля набралось уже 238 сторонников Поправки, больше половины депутатов Палаты представителей.

Правительство Никсона не хотело связывать торговое соглашение с выездом евреев. Однако, давление администрации президента не смогло поколебать авторов Поправки, вдохновленных непоколебимой позицией отказников. 8 марта 1973 года 309 отказников из шести городов (Москва, Ленинград, Киев, Харьков, Новосибирск, Вильнюс) в письме на имя сенаторов Миллса и Джексона поддержали Поправку. 16 марта 1973 года Генри Джексон официально представил ее Сенату от имени семидесяти семи (из ста) его членов.

С другой стороны океана внимательно следили за деятельностью американских законодателей. Желая сбить энтузиазм законодателей и как бы намекая на то, что лучше договариваться тихо и за кулисами, советские власти дважды выпустили по 600 человек без оплаты налога на образование. Но сенатор Джексон был неумолим. Его устраивало только законодательное решение. Сенатор не хотел оставлять этот вопрос на усмотрение советского руководства.

С советской стороны отношение к налогу также было неоднозначно. Сторонникам детанта, во главе которых стоял сам генеральный секретарь (его личный престиж зависел от скорейшего подписания договора о торговле), противостояли консерваторы, в балансе интересов которых доминировали вопросы внутренней стабильности, контроля над обществом и утечки мозгов.

На июнь 1973 года была запланирована ответная встреча в верхах в Вашингтоне. Подготовка к ней шла полным ходом. Еврейский вопрос грозил испортить Брежневу праздник торжества советско-американского детанта и подписания «Закона о торговле». В этих условиях никто не посмел противоречить генеральному секретарю. На формальное представление Поправки Джексона в Сенате Кремль отреагировал моментально. Через четыре дня состоялось обсуждение в Политбюро. Сохранилась стенограмма этого заседания, опубликованная в 1996 году в журнале Новое время (№ 9 стр. 42-44 Морозов 168). Ниже приведены некоторые детали стенограммы, проливающие свет на отношение советского руководства к Поправке и к еврейской эмиграции (Морозов 164—168):

«Совершенно секретно, единственный экземпляр, рабочая запись

ЗАСЕДАНИЕ ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС 20 марта 1973 года

БРЕЖНЕВ. Когда читаешь материалы, а я их читаю все, то видишь, что все-таки создался серьезный тормоз в ходе завершения официального визита в США по причине сионизма. В последние месяцы разгорелась истерия вокруг так называемого образовательного налога на лиц, выезжающих за границу…

Мы об этом говорим уже с прошлого года. Указания не выполняются. Меня это беспокоит. Я не ставлю вопроса об отмене закона, а если хотите, и этот вопрос можно бы поставить. То ли мы будем зарабатывать деньги на этом деле, то ли проводить намеченную политику в отношении США. Учитывая конституционные статьи, Джексон успел внести Поправку еще до внесения Никсоном законопроекта о предоставлении нам режима наибольшего благоприятствования. Эту Поправку внес сенатор, и конгресс уже не может отказать в обсуждении этой Поправки. Джексон уже опередил. Вот я и думаю: что тогда стоит наша работа, что стоят наши усилия, если так оборачивается дело. Ничего!

АНДРОПОВ. Разрешите. За последнее Ваше указание, которое было дано на прошлом Политбюро, я несу ответственность. По моей вине мы задержали на шесть дней (просто это неповоротливость нашего аппарата) исполнение Вашего указания…

БРЕЖНЕВ. Перед отъездом т. Добрынина мы с т. Гречко беседовали с ними… Шел разговор и о том, как выпустить из кармана еврейский вопрос. Мы проявляем заботу, а что из этого получается? Ничего… В субботу, в воскресенье я на воздух не выходил, а еще приходится заниматься этим вопросом.

АНДРОПОВ. На пять дней, повторяю, мы задержали… Было Ваше указание в ноябре и декабре: выпустить, и мы выпустили без взимания налога 600 человек и еще раз 600 человек. А потом — закон действует, и мы действуем… Только 13 процентов составляют люди, которые платят. Начиная с понедельника не взимаем платы.

БРЕЖНЕВ. Юрий Владимирович, извините, вот справка. Я ее читаю: в 1972 году из 29 тысяч 816 человек лиц еврейской национальности, выехавших из СССР, 912 человек, имеющих высшее образование, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, возместили затраты в сумме 4 миллиона 427 тысяч рублей. Это за 1972 год. За два месяца 1973 года выехало 3318 человек, из них 393 человека, имеющих образование, заплатили 1 миллион 561 тысячу 375 рублей. Вот что стоят наши общие разговоры. Поэтому сионисты воют, Джексон на это опирается, а Киссинджер приходит к Добрынину и говорит, что мы понимаем, что это внутреннее дело, мы не можем вмешиваться, у нас тоже законы есть. В то же время он говорит: помогите как-нибудь, Никсон не может пробить законопроект, он работает среди сенаторов. Зачем нам нужен этот миллион?

АНДРОПОВ. Я получил это указание через т. Суслова в ноябре, было сказано, что это в разовом порядке. В разовом порядке мы это и сделали, Леонид Ильич. Затем закон вступил в силу. Я еще раз говорю, 10-11 процентов от числа отъезжающих платят. Леонид Ильич, я хочу попросить Вас взвесить и другой вопрос. Вот сидит т. Громыко, он знает: англичане в свое время внесли в ЮНЕСКО предложение о предотвращении утечки мозгов. Мы сейчас выпускаем и стариков, и детей, и взрослых. Едут врачи, инженеры и т. д. Начинают и от академиков поступать заявления. Я Вам представил список.

БРЕЖНЕВ. Юрий Владимирович и Николай Анисимович, никаких академиков, а из этих 39 тысяч заявок вы отберите 500 человек и отправьте их… Закон не надо отменять… Но на данном этапе, когда сионисты разожгли кампанию вокруг Поправки Джексона и вокруг Законопроекта о предоставлении нам режима, надо отпускать. Дело не в режиме, им надо вообще поссорить Советский Союз с Америкой. Есть группа республиканцев, которая поставила целью сорвать улучшения отношений Советского Союза с США. Никсон — за, администрация — за, а многие сенаторы против только из-за того, что у нас с евреев взимают плату.

КОСЫГИН. А кого мы не хотим выпускать, мы не должны выпускать.

БРЕЖНЕВ. Сионизм нас глупит, а мы деньги берем со старухи, которая получила образование. Раз у нее высшее образование — плати деньги Щелокову. Он тебе даст бумажку, тогда ты поедешь в Израиль. Вот такова политика. Я, конечно, не забываю при этом, что отпускать не только академиков, но и специалистов среднего звена не следует, не хочу ссориться с арабами… Вы извините, что я так темпераментно говорю. Но я говорю потому, что Политбюро было такого мнения, а практических решений нет. Товарищи принимают это в принципе?

ВСЕ: Правильно.

КОСЫГИН. Давайте примем предложения.

БРЕЖНЕВ. Не надо давать письменных указаний, надо вызвать работников и сказать им. Причем это не каждый может понять, могут разболтать, что это тактические шаги». На следующий день после заседания, 21 марта 1973 года, налог на образование «de-facto» был отменен, и оплата образования больше не возобновлялась. Чтобы сообщить об этом на Запад, воспользовались услугами Виктора Луи, советского корреспондента еврейского происхождения, которого и в прошлом использовали для подобных целей. Вскоре президент Никсон встретился с конгрессменами и попытался повлиять на их позицию. Администрация уже достигла отмены налога на образование, утверждал он, и в Поправке больше нет необходимости. «Если вы в это верите, г-н Президент, — сказал ему сенатор Джексон, — то вы ослеплены»(Пинкус 484). «De-jure» (лат., юридически) налог продолжал существовать, и власти время от времени распускали слухи о том, что вновь собираются ввести его в действие.

С точки зрения сенатора Джексона, отмена выкупа за образование представляла лишь частичную уступку со стороны Советов: Поправка говорила о свободе эмиграции в целом. Сенатор продолжил борьбу. К явным противникам Поправки относились: администрация президента Никсона, американские экономические круги, заинтересованные в расширении торговли с Советским Союзом и странами Восточной Европы и, конечно, правительство Советского Союза, действовавшее по дипломатическим каналам и стремившееся также повлиять на общественное мнение. Сторонниками Поправки являлись активисты сионистского и демократического движений в Советском Союзе, мнения которых широко освещались на Западе, руководители американского еврейства, различные этнические группы в Соединенных Штатах, чьи народы были под гнетом советского режима (прибалты, немцы), американские профсоюзы и, конечно же, общественное мнение, весьма чувствительное к свободе эмиграции (Пинкус 484).

Когда Киссинджер понял, что Джексон от Поправки не откажется, а Советский Союз не пойдет на свободную эмиграцию, он предложил сторонам договориться о взаимоприемлимых условиях, при которых советская сторона все же могла бы получить статус наибольшего благоприятствования. С этой целью Киссинджер устроил своего рода переговоры между Джексоном и его командой с одной сторони и послом Советского Союза Добрыниным с другой. Речь шла о взаимоприемлемой квоте на выезд. После консультаций с отказниками Джексон назвал цифру в шестьдесят тысяч человек в год.

Никсон и Киссинджер предпринимали также попытки подорвать поддержку Поправки изнутри еврейской общины.

Об одной из таких попыток рассказывает Лу Розенблюм:

"У Никсона был друг, богатый еврей из Детройта по имени Макс Фишер. Он жертвовал Никсону деньги. Предположительно Никсон и Киссинджер попросили его как-то повлиять на еврейский истеблишмент, чтобы тот выступил против Поправки Джексона-Ваника. Макс Фишер был приятелем Джекоба Штейна, президента «Конференции президентов основных еврейских организаций». Он предложил Джекобу Штейну и четырнадцати его коллегам-президентам встретиться с Киссинджером и Никсоном. Ну, какой еврейский лидер откажется от частной встречи с президентом Соединенных Штатов? Встреча состоялась 19 апреля 1973 года. После встречи они выступили с заявлением, в котором поблагодарили администрацию президента и Конгресс за их усилия в поддержку советских евреев, но при этом они упустили всякое упоминание о Поправке Джексона-Ваника. Они, судя по всему, не были едины в этом вопросе… Нужно было устранить эту потенциальную нерешительность в зародыше.

Через два дня я разыскал Кирилла Хенкина в Москве, обрисовал ему ситуацию и сказал: «Необходимо, чтобы вы и ваши друзья написали послание в адрес „Конференции президентов еврейских организаций“ и выразили вашу позицию по Поправке Джексона-Ваника и ваше пожелание относительно их позиции»… Через два дня в адрес Джекоба Штейна пришло послание в поддержку Поправки, подписанное десятью еврейскими активистами. Оно выполнило свое предназначение. Это было напоминание со стороны тех, кто рисковал своими жизнями, и оно добавилось к гневу и обвинениям в измене со стороны американских евреев и укрепило решительность этой сомневающейся группы еврейских лидеров. Результат — публичная поддержка Поправки". (инт сыну Даниэлю).

Интересна позиция Израиля в этом контексте. Конечно, Натив и правительство были всей душой за Поправку. Но давление американской администрации на израильского премьера Голду Меир с требованием выступить против Поправки представляло для правительства немалую проблему. С позицией Киссинджера был согласен тогдашний посол Израиля в США Симха Диниц. "Когда я вернулся из Штатов домой, меня ждал сюрприз,- пишет Леванон (Код Натив — 400). — Голда позвонила и сказала: «Утром был у меня Джек Штейн, один из влиятельных руководителей консервативных кругов в Штатах. Он сказал, что Киссинджер обратился к нему с предложением провести среди евреев Америки работу против Поправки Джексона. Он решил посоветоваться с Диницем, и тот посоветовал ему принять это предложение. Каково же было его удивление, когда после этого на него набросились руководители еврейских организаций, утверждавшие, что руководитель Натива Леванон подчеркивает исключительную важность этой Поправки. Джек спросил меня: „Сколько послов есть у Израиля в Соединенных Штатах?“ — бросила сердито глава правительства. Я тут же предложил подать в отставку, но она сказала: „Это наглость так истолковывать мои слова“, — и бросила трубку».

Министр Галили уладил инцидент. Он убедил Голду в том, что посол Диниц обязан поддерживать добрые отношения с Белым Домом, а перед Нехемией Леваноном стоит задача бороться за алию из Советского Союза. Еврейский мир в Соединенных Штатах достаточно изощрен, чтобы разобраться в таких тонкостях. Для главы правительства это было удобным выходом. Но когда через некоторое время Голда должна была ехать в Соединенные Штаты с довольно большой корзиной военных закупок и встречаться с президентом Никсоном, проблема возникла снова. Посол Диниц прислал телеграмму, в которой утверждал, что Никсон сердится на евреев за поддержку Поправки Джексона.

Желательно, — писал Диниц, — чтобы Израиль сделал жест доброй воли в сторону президента и чтобы ему, Диницу, было поручено несколько остудить горячие головы в отношении Поправки Джексона. Голда собрала совещание с участием нескольких министров. «Я сказал на этой встрече, — пишет Леванон (Код стр. 401), — что обращение Диница к евреям не удастся сохранить в тайне, и что это немыслимо, чтобы правительство Израиля советовало американским евреям выступить против Поправки, реально способствовавшей эмиграции. С моей точки зрения Поправка Джексона представляет собой исторический поворот, на котором сильнейшая держава мира готова подвергнуть риску свои политические и экономические интересы ради спасения евреев, и это та самая страна, которая закрыла свои ворота перед еврейскими беженцами из Германии накануне Второй мировой войны».

Как выяснилось позже, Голда не дала поручения послу Диницу выступить против Поправки. Надо сказать, что в то время еще не было ясно, пройдет ли Поправка в Сенате. Давление администрации было настолько сильным, что, по мнению Диница, не было шансов для ее принятия. До декабря 1973 года обсуждения закона в Сенате не проводилось, а предпринимались попытки снять Поправку без обсуждения. С начала 1974 года различные круги оказывали на Конгресс и Сенат все возрастающее давление с требованием снять Поправку. Давление администрации и, возможно, дипломатическое искусство директора института США и Канады Георгия Арбатова, сумели поколебать даже позицию соавтора Поправки Ваника. «Мы говорили друг с другом как „славянин“ со „славянином“, — рассказывал Ваник Леванону… Мне не удалось изменить его мнение, — вспоминает Леванон,- но он внял моему предостережению не действовать поспешно и с тех пор стал тише»((Код Натив 404)Код там же).

Я помню, как Ваник приезжал в Москву и пытался уговорить нас отказаться от поддержки Поправки. Ему это не удалось. Отказники остались непоколебимы, несмотря на риск жестоких репрессий со стороны властей. «1 сентября 1974 года письмо в поддержку поравки подписали 83 еврея из Москвы, Киева, Ленинграда и других городов». (КЕЭ −8-271)

В конечном счете, Поправка к «Закону о торговле» была принята Сенатом 18 октября 1974 года и 3 января 1975 года стала законом Соединенных Штатов.

К сожалению, в декабре 1974 года была принята еще одна Поправка к «Закону о торговле» — Поправка Стивенсона, практически сводившая на нет влияние Поправки Джексона-Ваника. Стивенсон воспользовался поддержкой, накопленной в Конгрессе в поддержку Поправки Джексона-Ваника и провел свою Поправку почти без сопротивления. И хотя Джексон и его сторонники были не в восторге от новой Поправки, они не сумели правильно оценить причиняемый ею вред. Поправка Стивенсона ограничивала сумму кредитов, предоставляемых по «Закону о торговле», в 300 миллионов долларов. Это было неприемлемо для такой страны, как Советский Союз. Если Поправка Джексона-Ваника включала «морковку» в виде больших кредитов и «кнут» в виде их лишения, то с Поправкой Стивенсона «морковка» уменьшилась настолько, что перестала интересовать советскую сторону.

В ответ на Поправку Стивенсона Советский Союз отказался подписывать закон о торговле и ухудшил условия эмиграции. После этого стали распространяться слухи о том, что Поправка Джексона-Ваника сорвала подписание договора о торговле, ухудшила условия эмиграции и нанесла ущерб экономике Соединенных Штатов. «Некоторые политические деятели США, в первую очередь Г.Киссинджер, стали утверждать, что Поправка отрицательно сказывается на положении советских евреев. В ответ на это 70 еврейских активистов из различных городов СССР подписали письмо, в котором выражалась поддежка Поправке» (КЕЭ — 8 — 272).

Принятие Поправки Джексона-Ваника было крайне трудным делом. Но еще сложнее оказался процесс ее отмены. Поправка продолжает существовать в настоящее время среди бесконечных споров «за» и «против» и неоднократных попыток ее отмены, несмотря на то, что канула в лету страна, породившая ее своей варварской эмиграционной политикой. Возможно, именно благодаря Поправке, в сознание советских руководителей в конце концов начала проникать необходимость демократизации и перестройки.