Даниэль Шалит●●О раве Аврааме Ливни и его книге «Возвращение Израиля – надежда мира»

Характер материала: Рецензия или комментарий к первоисточнику Автор: Шалит, Даниэль

Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений

О раве Аврааме Ливни и его книге «Возвращение Израиля – надежда мира»

Из статьи Даниэля Шалита о раве Аврааме Ливни и его книге «Возвращение Израиля – надежда мира».

(см. также [1])

«Возвращение Израиля есть надежда Мира»

Ивритское название книги точнее отражает ее замысел, но звучит, пожалуй, слишком буквально и тяжеловесно: «Возвращение в Сион – знамение народам».

На французском, языке оригинала, оно - недвусмысленно и ясно: "Le Retour D'israel et Lesperance du Monde" - «возвращение Израиля есть надежда Мира»! Просто, прямо и сильно. Это сильная книга. Она говорит о нас, о народе Израиля, из внутренней убежденности того, кто пришел извне, кто не узнал всего в семье, дома, но выяснил сам, трудом и тяжелыми личным опытом. Возможно, в нем есть от того начала, что называется личное величие. В наше постмодернисткое время немного найдется такого товара на прилавках. И именно потому хорошо бы нам как следует изучить его.

Холокост, кризис человека

Авраам Ливни родился в 1925 году в христианско-протестанской семье, в Марселе. Ему было 14 лет, когда разразилась Вторая мировая война. Его родители прнимали участие в спасении евреев, помогли спрятать 3000 еврейских юношей и девушек в маленькой деревне в центральной Франции (Шамбон сюр Линьон). Только в конце войны стал известен масштаб истребления. «Он тяжело воспринял это», он воспринял Холоскост не только как вопрос проблему пострадавших, но как оскорбление и обвинение для всего рода человеческого и его самого как человека.

Холокост положил конец его юности. «Мне было двадцать лет, когда мы узнали об ужасах лагерей смерти...стыд и отвращение тех, кого не преследовали, поскольку они не были евреями, были не менее невыносимы, чем бедствие тех, кто стал непосредственной жертвой охоты на евреев».

Проблема Холокоста касается всего человечества, коснулась она также и молодого христианина, который, на следующий день после войны, ощущает себя напрямую затронутым метаисторией, откровением которой стал Холокост. Это испытывающее откровение поставило вопрос о ценностях всей культуры человечества, включая ее метафизические основания. Перед проблемами, поднятыми Катастрофой, не было различия между евреем и христианинином.

Холокост – есть порождение двухтысячелетней цивизации, порождение ужасающее, но в конечном счете логическое. Все миропредставление, все ментальные координаты этой цивилизации были вынесены на суд.

В нашу эпоху, в эпоху частной жизни, когда мы привыкли, что каждый за себя, что исполнение Вагнера в филармонии – это проблема уцелевших в Катастрофе, а террор – проблема испытавших террор, утешает и воодушевляет встреча с юным христианином из французской деревни, никак не пострадавшего непосредственно, взвалившего себе на плечи груз Холокоста и груз человечества. Ливни посвящает себя изучению вопроса о том, к какому же собственно человечеству он собирается присоединиться.

Вот что он пишет в своем дневнике о тех годах:

«Иногда кажется, что люди потеряли власть над собой, кажется, что они не только, очевидно, не способны остановить псевдофатальный ход событий, происходящих с ними, но и сами охвачены демоническими силами, подталкивающими к верной гибели, тот народ, которым они завладели. Небытие распахивает свои врата, из-за которых доносится треск его пламени, и люди, привлеченные этим внезапным заревом, в отчаянии устремляются к нему в попытке избежать трагедии жизни, потерявшей смысл... Требовалось пересмотреть все заново, без предубеждений, самому, руководствуясь единственным критерием - желанием жить без обмана. Теология, христианская и другие, марксизм, социализм, экзистенциальная философия были основательно изучены в поисках того смысла, ради которого стоило бы жить».

Христианство и иудаизм

Когда стали известны ужасы Холокоста, он прекращает изучать математику и физику и переезжает из маленькой деревни в большой Париж. Он поступает на факультет теологии, чтобы исследовать корни христианско-европейской культуры, в которой рос, и понять, кто такие евреи, и почему это случилось с ними. Но все, что он узнает о евреях не соответствует тому, что он понимает из Танаха. Он приходит к острому столкновению с преподавателями и оставляет факультет после двух лет обучения. Авраам Ливни продолжил и закончил изучение общей философии в Сорбонне.

После нескольких лет преподавания в Париже он узнает о вакансии преподавателя философии в Касабланке в Марокко... Там он впервые встречает еврейскую общину, живущую в соответствии со своей верой.

Почему последняя деталь важна? Дело в том, что частью западного христианского наследия, в котором он был воспитан, являлось убеждение, что у народа Израиля, того народа, который исторг из своей среды Иисуса, не принял его как мессию и привел его к казни на кресте – нет продолжения. И что нынешние «иудеи», существуют лишь затем, чтобы своим жалким и униженным состоянием демонстрировать участь отказавшихся принимать спасение. Встреча не с «иудеями», а с живым народом, живущем по традиции, которая не прерывалась со времен прорчества, совершила переворот в его представлениях. Переворот первый, но не единственный. Для того, чтобы получить верное представление о народе Израиля, ему пришлось, так он рассказывает, переворотить и разобрать огромную груду камней, заваливших колодец, отодвинуть гиганскую ладонь, закрывавшую уста, – культуру христианского умалчивания. Ливни ведет сражение за то, чтобы показать каким образом христианство выстраивает свой фундамент на умалчивании и сокрытии, на искажении и ложном истолковании той положительной роли, которую народ Израиля может и должен исполнить в мире.

Но какова эта роль?

Пророчество и образ человека

Центральная тема, которая занимает Ливни, – тема пророчества. Народ Израиля – народ пророчества. Ливни не ищет религию. Он ищет человека и, по его мнению, пророчество – представляет собой совершенный образ человека, совершенство человеческой морали, и, таким образом, доведенную до совершенства картину реальности.

Пророчество, говорит Ливни, есть совершенство знания, которое находится уже не в человеческой области, но раскрывается к надчеловеческим сознанию и бытию.

В пророчестве также достигает своей вершины моральное сознание, и тогда оно раскрывается ко вселенскому добру, движущему миром.

Если таков образ человека, то нам предстоит расширить картину нашей реальности так, чтобы она вместила в себя пророчество. Конечно, не все части бытия - пророческие, но если в бытии есть подобная составляющая - то она уже оставила свой отпечаток на всем сущем. Как если у человека есть глаза, то он – творение, наделенное способностью видеть, хотя глаза занимают меньше, чем полпроцента от всей поверхности тела.

Другими словами, я бы сказал, что с точки зрения Ливни, пророчество – есть необходимое завершение эпистемологии, этики и онтологии, этих трех традиционных частей западной философии. Можно сказать, человеческая культура не полноценна, не завершена, не удовлетворительна без пророчества.

Где же место пророчества? Он говорит: народ Израиля. Другими словами, народ Израиля работает над совершенствованием образа человека. Или, пользуясь словами Ливни: невозможно помыслить мир без Израиля.

Конечно, можно сказать, что пророчество когда то пребывало на Израиле, но давным давно прекратилось. И разве нынешний народ Израиля может претендовать на какую либо уникальность в мире на основании того, что было некогда и прошло? Ведь пророчество это как раз то, чего так недостает Израилю сегодняшнего дня.

Изгнание и возвращение

На это Ливни отвечает: сущностные свойства народа – не могут исчезнуть, они могут уйти в глубину, сокрыться. Народ Изралия вышел в галут. И изгнание также содержит миры пророчества и все еще место пророчества в человечестве - это народ Израиля и никакой другой народ. Было изгнание, должно быть также и возвращение, и в том числе, возращение пророчества.

Изгнание и возвращение, в общем, становой хребет мысли Ливни. Изгнание, имеется ввиду прежде всего изгнание из особого места, из Эрец Исраэль и возвращение в нее. Но возвращение - это также возвращение к изначальному переживанию, включающему в себя состояние пророческого сознания. Только возвращение народа Израиля в землю Израиля, к его изначальному пророческому переживанию, сделает возможным возвращение человека к подобающей ему высоте. И поэтому «возвращение Израиля – надежда мира».

Принятие иудаизма, алия и возвращение

Но мы сопроводили Ливни лишь до еврейской общины в Касабланке. Итак, ему 31 год и он решает принять иудаизм. На вопрос рава Машаша, главы раввинского суда по вопросам гиюра (позднее главного сефардского раввина Иерусалима), почему он хочет пройти гиюр, он ответил подробным письмом на 15 листах о народе Изралия и его уникальности. Рава так тронуло его объяснение, что он разослал его среди всех судов по гиюру в Марокко.

Ливни женился на женщине по имени Нелли, в 1963 году они совершили алию в Израиль и поселились в Иерусалиме. Там он открывает учение рава Кука и его учеников. В раве Куке Ливни нашел то, что искал - обновление духа еврейского пророчества. Он испытывал чувство возвращения: «этот путь из Парижа в Иерусалим воспринимается как возвращение к сокрытому источнику, утраченному и вновь обретенному». Безусловно верно, что его возвращение было возвращением в место, где он никогда не был, однако, часто именно гер испытывает это чувство. Как сказано в мидраше (Рут Раба 4,2) на стих: «Так вернулась Наоми и Рут моавитянка, невестка ее, что вернулась с полей Моава» (Рут 1:22), «Рут вернулась с полей Моава», вернулась в понимании более глубоком, чем Наоми.

Авраам Ливни умер в 1986 году в Иерусалиме, в месте, в которое вернулся, да будет память его благословенна.